Софи Оксанен - Очищение

Она остановилась в прихожей, взяла в руки можжевеловую рукоятку от вил, отслуживших свое, но сменила ее на городскую трость заводского изготовления, потом и ее отставила и выбрала из рабочих инструментов в прихожей косу. На минутку прислонила ее к стене, пригладила волосы, заложив их за уши, закрепила заколкой и снова взялась за косу, выдвинула задвижку наружной двери, открыла замок и вышла во двор. Узел лежал на том же самом месте, в траве возле березы. Алиде подошла поближе, не сводя с него глаз и в то же время посматривая, не видно ли кого вокруг. Вблизи узел оказался девушкой, оборванной, неопрятной, вываленной в грязи и совершенно незнакомой. Существом из плоти и крови, а не посланным с неба. На щеках потеки черной туши. На сломанных ногтях остатки красного лака. В складках век лиловые тени. В развившихся локонах засохли комочки лака для волос, к ним прилипли листочки серебристой вербы. Корни сильно обесцвеченных волос были черными и жирными. Щеки под слоем грязи все же походили на налитые яблоки, от пересохшей нижней губы отслаивалась кожа, сами губы походили на красные томаты, схваченные холодом. На ногах девушки были черные прозрачные колготки со спущенными петлями, не обвисшие на коленях — пряжа была плотной, высокого качества. Изготовлены на западе, вне всякого сомнения. Туфля с одной ноги слетела. Собственно, это были тапочки, их фланелевая подкладка стерлась и покрылась серыми катышками, а возле пятки порвалась. Сверху тапочки были зигзагообразно украшены искусственной кожей и парой никелированных заклепок. У Алиде были в точности такие же. На новых это украшение было светло-коричневым и мягким, подкладка — розовой, как бок поросенка. Тапочки были советского производства. А платье? Несомненно, западного. Слишком хороший трикотаж, чтобы быть нашим. Да и пояс такой можно сыскать только на западе. Когда дочь последний раз приезжала из Финляндии, на ней был такой же плетеный пояс. Талви сказала, что это последний писк моды, а уж она-то как никто разбирается в моде. Соседка получила такой же пояс в церковном гуманитарном пакете, взяла, хоть и пользы от него ей не было никакой. Отчего ж не взять, коли бесплатно дают — у финнов есть средства, иногда и новые вещи отдают на гуманитарный сбор. В пакете бывают также ветровки и кофты, скоро надо будет пойти туда и попросить еще что-нибудь. Но платье на девушке было роскошным, явно не из гуманитарного пакета. И сама она была не из местных. Возле ее головы лежали фонарик и замусоленная карта. Рот был раскрыт и, наклонясь ближе, Алиде увидела ее зубы. Ослепительно белые.

Она ткнула девушку косой — никакой реакции. Оклики и щипки также не заставили ее открыть глаза. Алиде принесла в тазике дождевой воды и побрызгала ей на голову. Девушка съежилась как эмбрион и подняла руки над головой, как бы защищаясь. Рот ее раскрылся в крике, но послышался лишь шепот:

— Нет. Только не вода. Больше не надо.

Девушка наконец открыла глаза и села. Алиде на всякий случай отошла подальше.

Рот девушки остался открытым, но она больше не издала ни звука. Она смотрела на Алиде, отсутствующим взглядом. Алиде принялась уверять, что не надо бояться, произнося эти слова тем успокаивающим тоном, каким обычно говорят с испуганными домашними животными. Но девушка продолжала бессмысленно глядеть. Очертания ее широко раскрытого рта отчего-то показались Алиде знакомыми. И все ее поведение: то, как под упругой кожей менялось выражение лица, хотя чувства не выявлялись наружу, и то, что тело оставалось напряженным, контрастируя с отсутствующим взглядом.

Девушке без сомнения был необходим врач. Самой Алиде не хотелось начинать ухаживать за незнакомкой, да еще находящейся в таком странном состоянии, и она предложила вызвать врача.

— Нет, — послышался ответ. Голос прозвучал уверенно, хотя взгляд оставался блуждающим. За вскриком последовала пауза и внезапно она, запинаясь, сказала, что ничего такого не сделала и ради нее не стоит никого приглашать. Слова натыкались друг на друга, начало цеплялось за конец и вдобавок акцент оказался русским. Девушка была русской, говорящей по-эстонски. Алиде отошла еще дальше. Ей обязательно надо завести собаку. Даже двух. Наточенное лезвие косы блеснуло, хотя свет в этот дождливый день был серым. На верхней губе Алиде выступил пот.

Взгляд девушки постепенно становился осмысленным, он задержался сначала на земле, затем на листе подорожника, потом на другом, потихоньку передвинулся дальше, упал на каменный бордюр вокруг цветочной клумбы, на насос для воды, тазик под насосом, затем вернулся обратно и сосредоточился на Алиде: обежал руки, поднялся до рукоятки косы, но не пошел выше, а возвратился к ладоням, царапинам на тыльной стороне рук, сломанным ногтям. Потом девушка обследовала части своего тела, будто проверяла, все ли на месте — рука, запястье, кисть, пересчитала все пальцы на одной руке, потом на другой, затем пальцы на ноге без тапочки, обследовала стопу, щиколотку, голень, колено, бедро. Взглянула на свое бедро и сразу же после этого на другую стопу и тапочку. Девушка согнула ногу и осторожно пощупала лодыжку, но не как человек, который подозревает, что подвернул ее или сломал, а как тот, кто не помнит, какой формы бывает лодыжка вообще, или как слепой, опознающий чужого. Наконец ей удалось подняться, но она все еще не смотрела Алиде в глаза. Встав на ноги, она прикоснулась к волосам и завесила ими лицо, хотя они были влажными и скользкими. Закрывающие лицо волосы походили на разодранные занавески на окнах опустевшего дома, в котором нет жизни и уже нечего скрывать. Алиде сжала в руках косу. Может, девица — сбежавшая сумасшедшая. Откуда ей знать? Или с ней что-то произошло и потому она сама не своя. Не исключено также, что она служит наводчицей у русской воровской шайки.

Девушка заставила себя сесть на скамью, стоявшую под березами. Ветер клонил ветви прямо на нее, но она не отводила их, хотя и вздрагивала от падавших на лицо листьев.

— Отодвинься подальше от веток.

На лице девушки промелькнуло удивление, к которому примешивалось что-то другое, она как будто что-то вспоминала. Неужели то, что хлещущие по лицу ветви можно убрать? Алиде прищурила глаза. Явно сумасшедшая. Девушка отодвинулась подальше от веток. Ухватилась руками за край скамьи, чтобы не упасть. Возле ее руки лежало точило. Надеюсь, она не из тех, кто в гневе может спокойно бросить камень или точило, заволновалась Алиде. Наверно, не стоит ее раздражать. Надо быть очень осторожной.

— Откуда ты взялась?

Девушка несколько раз открыла рот, прежде чем смогла неуверенно произнести фразы о Таллине и о машине. Слова звучали сбивчиво, как и раньше, были неправильно связаны, они будто царапали слух. Однако это зависело не от самих слов девушки или ее русского акцента, а от чего-то другого, в ее выговоре было что-то необъяснимое.