Софи Оксанен - Очищение

Девушки пришли задолго и теперь ждали, когда приедут мальчики из кино. Среди девушек была знакомая киномеханику доярка, которую он беспрестанно смешил и уговаривал остаться после сеанса на танцы. Он собирался завести граммофон, кавалеры обещали так закружить на танцах красивых девушек, чтобы на следующий день их ноги не держали.

— Хи-хи-хи, — манерно смеялась доярка, но издаваемый ею звук не сочетался с красными, как флаг, деревенскими щечками. Алиде возмущало, каким зазывным взглядом смотрит эта шестнадцатилетняя на курящего папиросу парня в кепке.

Киномеханик, заправивший брюки в сапоги и насвистывающий песенки из кинофильмов, в глазах доярки сиял наподобие кинозвезды в свете рампы. В жаркий летний день на платье девушки выступили пятна пота. Алиде хотелось подойти и отшлепать глупую девчонку, сказать, что точно так же парень смешил доярок в каждой деревне, каждую шестнадцатилетнюю, и у каждой из них одинаково жадный взгляд с надеждой на будущее, так же выпячена соблазнительная полная грудь. Так же увлекается он каждый раз, в каждом местечке, понимаешь ли ты это, деточка? Алиде облокотилась на машину и уголком глаза наблюдала, как парень тайком ущипнул полную руку доярки. И хотя она знала то, чего не знала девушка, — что он рассказывал одни и те же байки всем молодым обладательницам пышного бюста, — все же ей становилось обидно, что доярка хотя бы на мгновение может поверить в свое будущее, где она и мальчик из кино будут танцевать и смотреть фильмы, а однажды она приготовит ему ужин в их маленьком общем доме. Несмотря на то, что вероятность общего будущего у них была ничтожной, она все же была большей, чем у Алиде и Ханса. Господи Боже, для самых невероятных пар возможность состояться была больше.

Сын куриной начальницы пробежал мимо Алиде, Яан мчался за ним вдогонку. Поднялась пыль, она чихнула и вдруг услышала шаги, ритм которых был ей знаком. Приветствие оглушило, как звук тромбона, ей даже не надо было поднимать голову, она узнала голос, голос того мужчины, который ходил за Линдой в соседнюю комнату в подвале муниципалитета.

— Добро пожаловать на работу, — послышалось из конторы. — Знакомьтесь, это наш новый главный бухгалтер.

Алиде так и села. Силы оставили ее. Помощник киномеханика заметил, что ей сделалось дурно, выпустил из рук электромотор, подвел ее к скамейке, осведомился, что с ней и склонился над ней. Отвороты молескиновых брюк перед самым носом Алиде, любопытный взгляд сверху. Алиде ответила, что с ней произошел обморок из-за жары, такое случается. Парень пошел принести воды. Алиде опустила голову, сложенные на коленях руки тряслись, колени тоже начали дрожать. Хромовые сапоги мужчины прошли на расстоянии руки от нее, взметнувшаяся от них пыль мешала дышать. Алиде стиснула ноги руками и изо всех сил вжалась в скамейку, чтобы унять дрожь. Во рту стало сухо, влага из внутренних органов выходила через подмышки, из горла вырывался еле слышный всхлип. Когда она попыталась вдохнуть воздуха, в легкие попадал один только песок, она чувствовала внутри себя сухие песчинки. Помощник киномеханика принес стакан воды. Половину стакана Алиде расплескала, и ему пришлось держать стакан пока она пила. Парень бросил кому-то, что ничего, мол, страшного, обморок от жары.

Алиде попыталась кивнуть, несмотря на то, что ей казалось будто ее кожа сжимается, а руки и ноги не слушаются. В то же время маленькие птички на деревьях щебечут и жадными маленькими клювиками отрывают частички неба и белого облака. Рывок, щебет, рывок, чик-чи-рик, рывок, чирик-чик-чик, рывок, глоток, рывок, плевок, их черные глазки вращаются, кружатся темными пятнами в глазах и подпрыгивают при каждом вдохе заполненного песчинками воздуха.

Киномальчики отвезли ее домой на машине. Доярка поехала с ними, ребятам, видите ли, нужен был провожатый на обратную дорогу до конторы. В душной машине доярка еще больше вспотела, пола ее жакетки прилепилась к ноге Алиде. Девица не в состоянии была сдерживать свое хихиканье, иногда оно переходило в хрюканье. Голова ее покачивалась рядом с головой Алиде, ухо касалось ее уха. Из ушей доярки росли волосы, к волосам прилипли кусочки серы, они шевелились на ветру. Продолжая хихикать, она сетовала на то, что произошло с дочерью Теодора Круса. Молодая девушка повесилась, как только такое могло случиться, может, она тосковала по родителям, в конце-то концов их судьба сложилась плохо, подозрительные люди, хотя дочь была милой и ее не отправили, и поверить трудно, что у такой дочери такие родители. Хи-хи.

Когда машина исчезла на большой дороге, Алиде почувствовала, что тяжесть в груди исчезла, ей стало легче и она прислонилась к стене хлева. Нужно было доить корову, она, конечно, справится, а потом подумает, как ей быть дальше. На опушке леса кричал от одиночества кроншнеп и, казалось, что деревья участливо смотрели на нее. Алиде принесла свой рабочий халат для дойки, набросила его, вымыла руки и вошла в хлев. Надо сосредоточиться на будничных делах, на том, как шуршит солома, как сочувствующие глаза животных успокаивают ее, каким приятным в руке кажется подойник, до чего же гладкое дерево. Алиде погрузила пятки в соломенную подстилку, Маси махнула хвостом. Алиде почесала у нее между рогами. Может быть, мужчина не узнал ее? Она успела быстро наклонить голову. К тому же допросов было так много, они следовали подряд друг за другом, ни один из этих мужиков не запомнил все имена и лица. В хлеву она чувствовала себя хорошо: не нужно было избегать взглядов животных, руки ее уже не дрожали. Маси не приходилось нервничать из-за ее резких движений, ей в ухо она могла шептать что угодно, животное все равно ее не понимало, можжевеловые ножки скамеечки были надежными, корова раздувала ноздри над ведром с мукой, сир-сор — молоко стекало в подойник, сир-сор — жизнь продолжалась, она была нужна животным. Нельзя сдаваться. Надо найти какой-то способ. Но по выходе из хлева что-то в груди ее снова сжалось, вечером она не могла заснуть. Что если мужчина все же узнал ее? Свистящее дыхание было похоже на писк мыши, попавшей в мышеловку. Мартин бодрствовал рядом. Она просила его пойти спать, но он сидел рядом, следил, как с трудом проникал кислород в ее легкие. Ночь ползла, воздуху не хватало, на грудь, казалось, давил хромовый кожаный сапог, который она не могла с нее столкнуть. Она не отваживалась заснуть, боялась, что будет говорить во сне, вертеться, кричать, бредить и как-то выдаст себя, еще задохнется, как едва не задохнулась в подвале муниципалитета, когда на голову ей надели помойное ведро. Что, если мужчина услышал ее имя в конторе и вспомнил ее? Нет, не может этого быть, она теперь Алиде Тру, а не Алиде Тамм.