Дибаш Каинчин - Рассказы

— Слетал, многое понял, — заканчивает он свой рассказ и выбивает трубку об носок башмака. — И еще бы полется — Это ведь такое счастье — вернуться...

Перевод с алтайского Е.Гущина

По главное улице села проносятся машины, грохочут тракторы; был приказ инженера: все то колхозное, что имеет колеса, поставить в гараж — завтра праздник. Вверх и вниз по улице снуют бесчисленные личные мотоциклы. Это уже приказ парторга: состоится парад мотоциклистов и надо опробовать моторы — завтра праздник. Среди взрослых вьется на велосипедах ребятня. Мы, мол, тоже на колесах, да и нет в селе ни одного мальчишки, который бы не вмел велосипеда.

Над дымоходами валит дым. Хозяевам каждой юрты хочется приготовить самую вкусную пищу, как же — завтра праздник. Большинство хозяек побелили в избах. На пряслах — разноцветные ковры, половики, одежда, во дворах — сверкающая темной полировкой мебель.

Магазин открыт, он будет торговать до полуночи. По случаю праздника привезли даже колбасу.

Самое же людное место в селе — стадион. Мальчишки гоняют мяч. Настоящие же футболисты тренировались днем и сейчас отдыхают. Завтра им предстоит сражение со сборной соседнего села. И возле волейбольной площадки народу полно, и бегуны готовятся к состязаниям, носятся по кругу, отведенному плугом. Рядом — двухэтажное здание Дома культуры. Там не то что стекла, стены дрожат: идет репетиция.

Нет сейчас безлюдного места на селе, будто население увеличилось втрое. Даже за речкой в лесу, у Каменного Носа, тоже людно. Именно там будет проходить праздник, и, значит, надо вырыть рвы и установить казаны-котлы, разбить площадки для игр, отмерить дистанции для бегунов, установить столб для лазания, прибить лозунги, флажки. Одним словом, все село суматошится, как чабан, потерявший крыло отары. И немудрено: завтра — праздник.

В этот вечер через поскотину в верхнем крае села приехал всадник на соловом мерине. Конь был весь в темных подпалинах пота. Видно, человек ехал издалека или слишком спешил и гнал лошадь. Если судить по верховой сбруе, всадник это опытный, путь которого зачастую проходит по горам. Узда, надоуздок, чумбур сплетены из ремешков большим мастером. Кавалерийское седло укреплено тремя подпругами, тоже сплетенными из ремешков, да еще спереди — нагрудником, сзади — пахвою. В чужом селе человек, украсивший своего коня такой богатой сбруей, не будет спокойным. Не оставит коня без догляда — как бы не сняли узду или недоуздок.

Всадник в годах, худощав, но крепок, одет в пропыленный синий плащ и галифе. В старинных серебряных стременах — новые яловые сапоги. В руке — камча, тоже плетеная, на тороке — мешок, в нем угадываются валенки.

Человек подъехал к пятистенной избе. Не слезая с седла, вытянул руку с камчою в сторону двери и крикнул надтреснутым голосом:

— Эй, юрчи, выходи на волю!

— Йестей, йестей приехал! — тут же раздались в доме детские голоса, и из дверей выскочили, чуть не давя друг дружку, девочка и два мальчика. И вслед за ними в дверном проеме показалась фигура огромного мужчины, который, видать, только что соскочил с постели. Позевывал у дверей, в майке, босой. Из-под майки бугрились мышцы, руки очень сильные. Голова чисто выбрита. В старину из Монголии помериться силами приезжали знаменитые борцы. Против них, наверное, выставляли вот таких.

Огромный мужчина вышел на улицу, как медведь из берлоги, и, осмотрев подъехавшего всадника, вдруг вскинул вверх руки и громко захохотал:

— Ха-ха-ха! Как праздник — вы вечно тут. То ли не кормят вас дома досыта? Знаю я эту вашу систему. Вот дождетесь, поставлю на перевале капкан.

— Тогда уеду, парень! — закричал в ответ всадник. — Сейчас же и уеду. И твоя старшая сестра мне не нужна. Завтра же верну ее тебе назад. Корми как хочешь!

— Ну и уезжайте! Чем же вас прогнать-то? — И хозяин берется за железный шкворень, прислоненный к стене дома. Но тотчас отбросил шутки я шагнул к всаднику, начал бережно снимать его с седла.

— Постой, постой, юрчи, сломаешь меня!

— Не сломаю. Хорошо ли доехали, йестей? Ждали мы вас...

Теперь они пусть поспрашивают друг друга: не болеют ли дети, здоров ли скот, как идет работа, каковы виды на урожай и охоту, как живут родственники, знакомые.

Что за человек хозяин? Раз он называет приезжего йестей, что значит — муж старшей сестры, то сам он юрчи — младший брат жены приезжего. Еще хозяин — один из лучших шоферов колхоза. Работает на бензовозе. Двенадцатый год возит бензин и солярку из Куякты. Ложится спать он рано, зато утром раньше него встает лишь девяностолетняя Олебала, давно потерявшая сон. Утром, когда в избах лишь растопляют печи, он уже мчится далеко за перевалом. Ведь его обязанность — обеспечить горючим все то колхозное, что имеет колеса на резиновом ходу. Знает машину хорошо и водит быстро. Начал шоферить еще на ЗИС-5 и чего только не перевидел, не испытал за это время. Шоферы здешние называют его Батей. Знают старого водителя по всему Чуйскому тракту.

Хозяин с гостем заходят в юрту.

— Садитесь, мой йестей, на тор, — хозяин стелет белую кошму, что означает высшее уважение гостю. Одевшись в белую рубашку и хромовые сапоги, вытаскивает из горячего казана на очаге куски вареного мяса, кладет их в большую чашу, берет из буфета бутылку водки.

— Нет, парень, ты мне этого не наливай.

— Может, коньяку?

— Нет, говорю, нет.

— А шампанского?

— Не хочу.

— Тогда, может, пива? Из города привез. Свежее.

— Ну разве что пива... — нехотя соглашается гость.

— Какой-то вы сегодня несговорчивый, мой йестей, — удивляется хозяин, откупоривая бутылку жигулевского пива. — Может, собираетесь перейти на другую систему? Ни водки не желаете, ни коньяку. Так, глядишь, разбогатеете.

— Да, да, юрчи, разбогатеть хочу. Я ведь Гнедка опять привел на ваш праздник. Хочу обскакать всех ваших коней и получить главный приз. Так что завтра ваши кони будут подбирать помет моего Гнедка.

Хозяин усмехнулся.

— Не знаю, йестей, не знаю... Вы смотрели наших скакунов? Два новых объявились. Бригадирский Воронко да Савраска скотника Чычыя. Сильные скакуны. Как бы вам не осрамиться, посмешищем не стать.

— Ничего... Возьмем премию вашего колхоза. Ограбим вас... — смеется йестей и из нагрудного кармана вельветовой куртки вытаскивает сверток. — Здесь ровно сто рублей. Завтра я их ставлю на кон, и эти деньги обернутся двумя, а то и тремя сотнями. Вот так-то, юрчи.

— С пустыми карманами уедете, йестей. Мне даже жалко вас. Не знал я, что вы такой хвастун.

Тут отворилась дверь, вошла женщина с полным ведром молока, за нею уже знакомые девочка и два мальчика. Обуты они были в новые валенки ручной работы.