Дибаш Каинчин - Рассказы

— Все ли?

Человек достал трубку и принялся ее раскуривать.

— Три косяка лошадей ты у меня увел... Но это не беда. Голова моя на плечах, а остальное приложится...

Велел Эр Чадак, чтобы отдали этому человеку его жену. И вернулся к своему костру. Сел опять, стал смотреть на огонь.

«Вот дурной, — думал Эр Чадак, переводя дух. — Попросил бы золота, серебра. А то жену... Да была бы она хоть молодая. Любую вон выбирай...» А сколько у него самого жен, Эр Чадак и не помнил. Вернешься из похода — полный шатер. Глядишь, а некоторых уже и позабыл, как зовут...

Трах-ра-рах! — не то послышалось, не то вспомнилось ему. Снова вздрогнул Эр Чадак.

— Эх, ну что же я так, что же, что же? — зашептал он себе. — Войско видело. Все видели... Струсил, старый черт... Надо было сразиться с этим человеком! Биться до конца! Лучше бы смерть. Позор, позор...

— Эх, если бы не тот кам! — закачал он своей маленькой сухой головой. — И зачем я с ним связывался? Все равно пришлось все вернуть... Ну да что уж теперь… Зато не будет меня преследовать... Отвяжется наконец, отстанет, даст хоть передохнуть... Эх, надо уходить из этого Алтая, — задергал он себя за седую косу. — Нет, нет, уходить, и поскорее. Иначе худо будет, сердцем чую... Вырезать пленных стариков и детей, они обузой станут в пути... Торопиться надо, торопиться!

Тут на гребне горы загрохотал бубен, зазвенели, забрякали, затрещали колокольцы, колокольчики, звоночки, бубенцы. Горы пошли ходуном, загудел лес, завихрило в кустах, и голова кама Кара Кыната с глухим шелестом подкатилась к Эр Чадаку, уставилась на него залитыми кровью глазами.

— Отдай самое дорогое! — закричала голова и вмиг очутилась на груди Эр Чадака.

— Сейчас я тебе все отдам! — взорвался Эр Чадак. Вскочил, отбрасывая ее от себя и вытаскивая меч. — Все сейчас получишь, все! Досаждать мне вздумала? Враждовать со мной? Понимаешь ты, против кого идешь? Мертвая голова, ничтожная голова! Хватит мне на тебя смотреть, хватит мне с тобой разговаривать!

На крик Эр Чадака прибежала стража. Волосы у всех встали дыбом...

Голову Кара Кыната тридцатью тремя мечами разнесли на тридцать три кусочка, но они сразу срослись; пронзили тридцатью тремя копьями, но тридцать три раны тут же затянулись. Сжигали в костре — голова не горит, закопали в глубокую яму — голова из нее поднимается.

— Отдай мое самое дорогое, отдай! — твердит голова.

Все войско окружило ее, но голова не боится, повторяет одно и то же:

— Отдай самое дорогое, отдай!

Задергались губы у старого тысячника Карохэма.

— К несчастью это, к поражению, — пробормотал он. — Гибель нашу она предрекает, гибель...

Не договорил он — сверкнул стальным отблеском меч Эр Чадака: не пожалел Эр Чадак своего друга, тридцать лет стремя в стремя ходившего с ним в походы.

Стон вырвался у юного коновода Дзебэ.

— О, нет, нет, нет... — только и прошептал он.

И опять блеснул меч Эр Чадака...

Над южной стороной Алтая парит, трепещет, отсвечивая багровым, ущербная луна, похожая на окровавленный кривой меч. Знаменитый батыр Эр Чадак стоит перед головой великого кама Кара Кыната, умоляет его, упрашивает.

— Хватит тебе преследовать меня, хватит! — говорит Эр Чадак. — Ну сколько можно? Богатство твое я возвратил сразу. Чего еще ты требуешь? Все у меня возьми; все!

Раскрываются губы у кама, и Эр Чадак торопится оказать.

— Да теперь и брать то у меня нечего, — говорит он. — Половину своего войска потерял я вчера, когда попал в засаду, лежат мои лучшие всадники под обвалом, обрушенным вашими воинами! Оставшиеся в живых испугались и убежали, не слушая меня. Все ты взял у меня, все!

Раскрывает губы кам, торопится Эр Чадак.

— Может, моя жизнь тебе нужна? С радостью отдам. С радостью! Только оставь меня в покое. Душой прошу... Ну что тебе еще, чего?

Умолк Эр Чадак.

— Отдай мое самое дорогое, отдай! — гремит голова. — Пока не вернешь — не отстану, пока не получу не будет тебе покоя!

Не лежит голова на месте, кружит у костра, вертится, рот кама в пене.

— Э-э, люди, — проговорил тут старый воин, который возил доспехи Эр Чадака. — А не из-за жены ли своей изводит нас этот самый Кара Кынат? — Все враз к нему повернулись. — Я ведь вожу ее, беззубую, с собой, она мне чай варит... — продолжал старый воин. — Сам-то совсем старый стал. Слепну я, люди, слепну... — Обернулся он и показал: — Во-он она вроде на моей второй лошади.

Охнул Эр Чадак, до крови прокусил себе губы; задохнулся от ярости.

— Кляча ты старая! — закричал. — Пропастина! На куски тебя разрублю, отдам собакам! Веди сюда старуху. Глаз тебе выколю, подниму на пике!

Вот пришла жена знаменитого кама Кара Кыната. Не пришла — прихромала, иссохшая до самых костей, сгорбленная старушка с ввалившимися морщинистыми щеками. На лбу сажа от казана.

— Эй! Уходи отсюда, уходи! — Обеими руками стал отмахиваться от нее Эр Чадак. — Чтоб тобой и не пахло! О-ий! Что с тобой сделать, что? Убить тебя — мало! Вон! Вон!

Постояла перед ним старушка, поглаживая свои косы, тонкие, как мышиные хвосты. Молвила тихо, открывая беззубый рот:

— Этот старик, который возит вашу кольчугу... Не надо на него сердиться... Он, оказывается, такой хороший человек. И ведь одинокий он...

— Что еще такое? — удивился Эр Чадак.

Молвила старушка:

— Это вы страдаете, выходит, от того, что Кара Кынат вас преследует? Эх, сказали бы мне об этом раньше. Да я бы только один раз молвил ему: «Цыц!..»

— Что такое, что? — воскликнул Эр Чадак,

Молвила старушка:

— А можно... Если... Э-э... Кому ж теперь я буду чай варить... Можно мне...

— Можно! Все можно. Все тебе разрешаю! Что хочешь, то и делай! Иди на все четыре стороны! Чай хоть самому черту вари! Лишь бы отстала от меня эта голова!

Выкрикнул это Эр Чадак, не дослушав, и зашагал прочь от костра, бормоча:

«Хоть до дому спокойно доехать... Теперь разве долго жить мне под солнцем? Как вернусь, знаю, что меня ждет...»

А старушка пошла, прихрамывая, к голове кама.

— Э-э, думаете, Кара Кынат пересилит мою юбку? И, сняв свою грязную, с ободранным подолом верхнюю юбку, обернула ею голову священного кама. И понесла ее в кусты.

— Ты, Кара Кынат, больше не преследуй Эр Чадака, — сказала. — Ай, ай! Нельзя! Ишь какой... Пусть глаза твои отвернутся от меня, пусть затылок твой оборотится ко мне. Вот так-то...

Опустила голову кама на землю.

— А ко мне, — сказала, — ко мне у тебя теперь дела нету... Нету, отец моих детей. Пожили мы, дети выросли... Чего ты еще хочешь?..

Выпрямилась, насколько смогла.

— А я... — сказала. — Старика я тут одного увидела... Хороший он человек. Сердечный, мягкий. Как ты... Буду чай ему варить. Тебя же нет, о ком теперь мне заботиться...

Эр Чадак, сгорбленный, с поникшей головой, медленно едет среди холмов. С ним уцелевшая стража, человек тридцать, не больше. Иногда обернется Эр Чадак — позади всего, раскрыв беззубый рот, о чем-то думает в седле жена кама Кара Кыната.