Жорж Перек - Кондотьер

«Я демиург хаоса и парадоксов», — констатировал Перек, правивший текст лихорадочно, с воодушевлением: ««Гаспар» вырисовывается, рассредоточивается, группируется, в нем кишат мысли, ощущения, чувства, новые вымыслы и видения. <.. > Всё во всем» [9] Из письма к Ж. Л. от 25 июня 1958 г., р. 282. . Именно это «всё во всем» мешает читателю, прослеживающему развитие проекта в свете переписки Перека с Жаком Ледерером, выявить единую четкую линию произведения, на протяжении долгих месяцев менявшегося непрестанно. Преизбыток разрозненных грандиозных замыслов и слишком сложных, запутанных, чересчур хитроумных сплетений не шел ему на пользу: «Такие понятия как «двойная игра», «взвешенность», «равновесие», «затишье», «расслоение», «равноденствие», «зенит», «тальвег», «водораздел» и так далее (общий смысл тебе ясен) в настоящее время определяют направление моих усилий» [10] Из письма к Ж. Л. от 11 июля 1958 г., р. 300. .

Только первая фраза, и впрямь безупречная, оставалась без изменений: «Мадера оказался тяжелым».

Первый вариант «Гаспара», довольно объемный, около трехсот пятидесяти страниц, прочитал и отверг редактор «Сёй», Люк Эстан. Тогда Перек вызвался написать новый вариант, в котором Гаспар Винклер проваливает поддельного Джотто, и скрывается от полиции. Так зародился сюжет, напоминающий будущего «Кондотьера». И его основная идея: отныне «это просто история осознания». Договор об издании романа «Гаспар не мертв» был заключен с Жоржем Ламбриксом, редактором издательства «Галлимар», основателем очень удачной поощряющей современных авторов серии «Путь». Согласно договору в мае 1959 года Жорж Перек получил аванс в семьдесят пять тысяч франков и почувствовал себя без пяти минут настоящим писателем. Зажегся зеленый свет.

«Гаспар не мертв» превратился затем в укороченный до ста пятидесяти семи машинописных страниц роман «Кондотьер» 1960 года, который мы можем читать сегодня. Так что эта книга — завершение долгого извилистого пути. В ней усмотрят точку отправления, хотя во многом он окажется точкой прибытия. Молодой автор долго нащупывал верное решение, выбирая между свободным полетом фантазии и амбициозно заданным структурированием, варьируя сценарии, глубоко отмеченные его собственной историей. И наверное полагая, что сумел найти средство объединить столь разные задачи, он посчитал «Кондотьера» завершенным.

Прорывы чередовались с перерывами. Заминки возникали, когда у писателя опускались руки из-за «приязненных отказов», если можно так выразиться, важных для него издателей, которые видели в нем будущего писателя, чьи предложения были пока еще неубедительными. К тому же с января 1958 по декабрь 1959 года Перек был призван на военную службу, отправлен в По и определен в парашютно-десантную бригаду, что не слишком способствовало занятиям литературой, хотя даже там он умудрялся все свободное время проводить за пишущей машинкой. И, наконец, проект журнала «Линь женераль» потребовал от него такого напряжения интеллектуальных и физических сил, что роман пришлось отложить.

А ведь он дорожил этим замыслом. Ему казалось, что на кону будущее. «Кондотьер» словно был для него испытанием на право вступления в цех, хотя уже тогда, в двадцать четыре года (совсем юным), он упрямо провозглашал себя писателем, верил в свой дар, не желал мириться ни с какой другой социальной ролью.

Увидеть свое произведение опубликованным означало для него, что его жизненная программа одобрена, а его амбиции обоснованы. Ставка была серьезной.

Ноябрь 1960-го. Жорж и Полетт Перек уже несколько недель в Сфаксе (год, проведенный в Тунисе, переместится с небольшими изменениями, в «Вещи»). От Ламбрикса («Галлимар») приходит отрицательный ответ.

«"Кондотьер" отвергнут. Узнал об этом сегодня утром, — пишет Перек другу. — Цитирую тебе отзыв. "Сюжет представляется интересным и удачно разработанным, однако неловкость и многословность отпугнули читавших. Так же, как и словесные игры наподобие: «Лучше "Жница" в руках, чем "Жертва Авеля" в облаках»". That's all. Что делать? Я в растерянности. Начинать все сначала? Отдать другому издателю? Плюнуть и заняться другим?» [11] 56 lettres à un ami («56 писем другу»), Coutras, Le Bleu du ciel éditions, 2011, p. 97.

Довольно общие слова относительно замысла, содержания. Формальные придирки к форме. Никакого контакта. Диалог между издателем и автором не завязался.

«Неловкость и многословность, конечно. Поспорить трудно. И всё же… Я в отчаянии. Утешь меня».

«Кондотьера» не приняли, а за него он цеплялся как за спасательный круг. Отказ был не просто ударом — отвержением. Три года работы, не безотрывной, разумеется, замыслы, постоянно изменяющиеся, но продвигающиеся вперед, не привели ни к чему. Перек мыслит себя только писателем, но это самоопределение оказалось под вопросом. Неполные пять лет, прошедшие после отказа (ноябрь 1960) и до публикации «Вещей» (1965, наконец-то успех!), были для него крайне тяжелыми. Он стремился утвердить себя как писателя, но… Годы идут, он приближается к зрелости, талант проявляется и… Ничего не происходит. Вырисовывается лишь все более масштабная неудача.

И переживается тем болезненнее, что Перек приоткрыл в «Кондотьере» свою собственную творческую мастерскую. Тема подделок и подлинности в живописи была опосредованным выражением его мучительных размышлений о творчестве, он отважился наметить путь освобождения, нашел, как ему казалось, «средство порвать с традицией фанализа» [12] «"Кондотьер" — своего рода точка, id est она позволяет мне порвать со всей традицией фанализа, преодолеть его» (10 июня 1959 г.; цит. по: 56 lettres.… р. 17). , создал свое «Рассуждение о методе» [13] «Кондотьера» предваряет эпиграф из Декарта, хотя для Перека более характерны неявные отсылки к этому философу (ср. борьбу с иллюзиями и мнимостями, постоянные размышления об источниках познания, прославление «метода»). . Корабль был, безусловно, нагружен тяжеловато. Но ценности груза никто не заметил.

«Кондотьер» похож на ком спутанных нитей. Нити повествования переплетаются, завязываются в узлы, обрываются. Путаница концов и узлов испугала первых читателей. Но именно эти нити нам интересно сегодня вытягивать, все они ведут к последующему творчеству писателя.

Средоточие всего — «немыслимо энергичное» лицо Кондотьера, предводителя наемников, которого изобразил Антонелло да Мессина примерно в 1475 году. Кондотьер представлен у Жоржа Перека «ключевой фигурой», мастерство художника наделяет его «властью над миром». Целая страница в «W или воспоминании детства» отсылает к этому процессу кристаллизации. Вокруг Кондотьера смогли воплотиться на первый взгляд столь различные фантазмы: художественный идеал (совершенство строгого реализма), образец несгибаемой воли, страшный образ (воин-садист: «Я сумел победить тень этого солдата в каске, который вот уже два года каждую ночь нес караульную службу у моей кровати, вызывая у меня крик ужаса, как только я его замечал» — писал Перек в 1956 году [14] Цит. по: David Bellos, Georges Perec…, p. 170. ) постепенно превращается чуть ли не в покровителя, в другое «я», в двойника («маленький шрам над верхней губой» Кондотьера представляется Переку его собственным шрамом, который остался у него с детства после драки в Виллар-де-Лансе, этот шрам стал его «отличительным знаком» [15] Перек Жорж. W или воспоминание детства. СПб., 2002. С. 111. Ред . , а потому драгоценной преметой). Картина в Лувре притягивает Перека, став сгустком его чувств и мыслей.