Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)

— Кончай трепаться, — говорит задний, — а то под лошадь попадем. Вон фургон едет.

Они впрягаются в веревки и движутся по направлению к воротам какого-то трактира. По брусчатке звонко цокают мохнатые копыта ломовых лошадей.

— Здесь поставим, — говорит задний, опуская свой конец кровати. — Пива хочется.

Напарники прислоняют полосатую кровать торцом вверх к стене трактира, молчаливо, взглядом, приказывают ей никуда не двигаться в их отсутствие и заходят внутрь. Сквозь матовое стекло неясно виднеются ее очертания.

— Фамилия Робинсон ничего вам не говорит? — обращается задний к бармену. — Квартира 26, на Террас?

— Тут куча народу толчется, разве всех упомнишь по фамилии? — говорит бармен, беря со стойки свою сигарету.

— Мы кровать переносим, — говорит задний, — для какой-то миссис Иды, фамилию забыл.

— Мисс, а не миссис, — поправляет передний. — Она незамужняя.

— Все-таки, скорей, миссис, — говорит задний. — Кровать-то двуспальная.

— Одно другому не мешает, — говорит бармен, подмигивая клиентам.

— Смешно, что у незамужней — двуспальная кровать, — говорит один из завсегдатаев.

— Что же тут смешного? — спрашивает бармен.

— Когда его там вдруг застукает жена, — отвечает завсегдатай. — Лично я сплю один.

— Оно и видно, Джим, — говорит бармен.

Две старушки на скамейке хихикают.

— Она еще молоденькая и незамужняя, — говорит передний.

— Шлюха она, вот кто, — говорит задний.

— Господи, — говорит одна из старушек, опуская глаза в пивную кружку. — Вот языки-то распустили.

— Ты прав, рыжий, — говорит передний, садясь с пивом за столик. — Миссис Робинсон и вправду давала мне адрес, но где-то я его посеял. Она писала его на камине, а из кухни в это время ее кликнула сестра. Миссис Робинсон карандаш в сторону и говорит: "Сейчас вернусь. Сестра мне хочет что-то сказать".

Ему пришлось сесть и ждать, продолжал передний. Сидел он на кровати, так как больше негде было. "Из мебели там еще оставалось медное ведерко для угля, а в нем каминные щипцы и электрический чайник". Чайник он присмотрел для себя. Но миссис Робинсон поняла это, потому что сказала: "Вещи не трогайте. Они мои". Ему очень приглянулась и сама квартирка: зеленая краска там была необычно зеленая, а розовые стены не так чтобы уж очень розовые. Одним словом, ясно — тут живет леди. И даже в голосе Иды это чувствовалось.

— Видно, — бросил через плечо задний, направляясь к стойке за очередной кружкой пива, — нечем было платить за квартиру. Ломбард? Может, магазин подержанной мебели? Его адрес она дала.

— Нет, — сказал передний, — только не магазин. Я посмотрел через окно, увидел канал за верхушками деревьев и отвлекся. Они там ссорились за дверью. Мне было слышно. Вдруг дверь — бах — распахивается, и миссис Робинсон орет как психованная из той комнаты: "Я скажу, чтобы он ушел". Потом за дверью какая-то свалка, и в комнату врывается Ида, сестра, та, что плакала. Подскакивает ко мне и рявкает: "Дайте карандаш". У меня, понятное дело, карандаша нет. Но не успеваю и рта раскрыть, как в комнату влетает миссис Робинсон и орет благим матом: "Нет, Ида! Не нужна она мне. Как ты могла сказать такое? Свинья ты после этого! Оставь себе свою вшивую кровать". Так и сказала — "вшивую кровать". "Я хотела" как лучше, — вопит. — Если тебе не дорога твоя репутация, то нам она не безразлична. Что могут подумать соседи, когда увидят, как из квартиры незамужней девушки выносят двуспальную кровать. Так-то, Ида, — говорит. — Я сказала тебе правду. Кто-то же должен тебе ее сказать".

— Надо же, — говорит задний. — Сестры, говоришь?

— Меня будто нет, — говорит передний. — Будто я стенка. "Так кто же из вас берет кровать?" — спрашиваю. "Мое здесь только это", — говорит миссис Робинсон и прижимает к себе ведерко, словно ее грабят. "Сестра берет", — говорит Ида, открывая сумочку и доставая ручку. "Нет, — орет миссис Робинсон, ставя ведерко и выдирая у нее ручку. — Ни за что. После того, что ты сказала! Мы с мужем как спали с самого начала в односпальной кровати, так и будем спать". Базар, да и только. Неожиданно миссис Робинсон спрашивает: "А на чем ты будешь спать сегодня?"

— Во, — говорит задний.

— Господи, — говорит передний, — ты бы поглядел на Иду. Она как заткнулась на полуслове, так и стала с разинутым ртом. Вдруг как заорет, словно на змею наступила: "У-у-у!" И пошло поехало. "У-у-у! — орет. — Что мне делать? Что делать? Мне все равно, где спать. Все равно, что со мной будет". Потом подбегает к окну и кричит: "В канале утоплюсь. Не хочу больше жить. Я его предупреждала. Он мне сердце разбил".

Миссис Робинсон замечает: "Ты столько раз уже вешалась, топилась и травилась газом, что тебя хватит на целое кладбище. Ты же знала, что он женат. То же самое ты говорила и после Артура, и после Лена. Простите", — это уже мне.

А Ида отвечает: "Ты-то замужем, Мэри. У тебя муж и дети. Неужели на мне никто не женится? Каждый вечер после работы я ему готовила".

"Ты готовила не ему, а Филипу, — восклицает миссис Робинсон. — У него был больной желудок".

Ида даже плакать перестала. Так рассвирепела. "Они оба были с больными желудками, — кричит. — Ты всегда ко мне несправедлива. Они говорили, что жены виноваты". Так и сказала, — говорит передний, глядя в нетронутую кружку и негодуя и на пиво, и на себя. Затем начинает жадно пить. — Честное слово, — цедит он, следя, как пена плывет по темной жидкости к губам. Кружка пустеет, и он ставит ее на стол. — Двое женатых, говорит, с больными желудками. Вдруг, — продолжает он, — Ида как заржет, да не просто заржала…

— В истерику ударилась, — говорит задний. — Любимое занятие моей свояченицы.

— Да нет, не в истерику, — говорит передний. — Смех был какой-то сухой. Не смех, а лай. Она смеялась над нами, миссис Робинсон и мной. "Господи, боже мой, — стонала она и не могла остановиться, — и все из-за двуспальной кровати. Оказывается, нужна односпальная". Посмотрел бы ты теперь на лицо миссис Робинсон при этих словах. Аж перекосилось от злобы. И главное, при мне. А куда мне деваться? "Ах, Ида, как ты можешь?" — говорит она. Экая цаца! "Не обращайте на меня внимания", — говорю. Ида мне подмигивает. "Точно, — говорит. — Вот и джентльмен подтвердит. Я не смогу выйти замуж, пока не заведу односпальную кровать, правда?" "Ида, прекрати!" — кричит миссис Робинсон. "А куда спешить, мисс?" — говорю. "Да и я о том же!" — восклицает Ида. Она подходит ко мне и говорит: "Отнесите кровать, ведро и все остальное к сестре. Она всеми уважаемая замужняя дама". Затем поворачивается к сестре: "Когда от меня ушел Артур, Мэри, тебе досталась каминная решетка и кресло. Я попридержу остальное до следующего раза. Ты обставила свою квартиру из осколков моего разбитого сердца". Ух, как она при этом посмотрела на сестру, словно догола раздела, изничтожила ее своим презрением.