Вячеслав Бондаренко - Взорвать «Аврору»

– Давай спать, мам, – с трудом произнес Владимир. – Завтра дел много.

…У него не хватило духу попрощаться с матерью глаза в глаза. Он не мог ей врать. И поэтому поздней ночью, когда мать уснула, написал коротенькое письмо, которое оставил на столе.

«Дорогая мама,

Не суди меня строго за такую форму прощания, но, честное слово, нам обоим так будет легче. Я уезжаю в командировку в Эстонию, от Военной Лиги. Это совершенно безопасно, так что не волнуйся. Надеюсь вернуться домой в десятых числах ноября. Деньги тебе будет приносить мой старый сослуживец, его зовут Павел Дмитриевич. Не забывай своего любящего сына Владимира. Крепко тебя целую, родная. Рига, 2 ноября 1927 г.»

На перроне рижского железнодорожного вокзала царила обычная суета, сопровождающая отход любого поезда. Шныряли носильщики, продавцы газет и журналов, пробегали озабоченные пассажиры, навьюченные вещами. Пыхтел паровоз. Радио громко объявило по-латышски: «Внимание! До отправления пассажирского поезда по маршруту Рига – Таллинн остается пять минут».

Владимир, одетый так, чтобы не привлекать лишнего внимания в толпе – в длинный непромокаемый плащ, кепку, с кожаным портфелем в руках – всё советского производства, – и полковник Шептицкий стояли рядом с вагоном. Оба одновременно выбросили докуренные папиросы в мусорницу.

– Ну что, Володя… С Богом.

– С Богом, Павел Дмитриевич.

Оба троекратно расцеловались.

– Все запомнил?

– Так точно.

– Документы у тебя надежные. Но… постарайся им все же не попадаться. Схему, по которой ты уйдешь в Финляндию, не забудешь?

– Никак нет, – снова отозвался Сабуров.

– Сразу же после того, как перейдешь границу, дай телеграмму в Ленинград. Ты должен сделать это до девяти утра – это будет означать, что с тобой все в порядке. Мой друг будет тебя страховать. – Полковник нахмурился, кашлянул. – Ну, прощай. Пора… Да хранит тебя Бог.

Обнялись еще раз. Шептицкий перекрестил Сабурова. С пронзительной печалью заревел паровоз, раздался перестук буферов. Владимир поднялся на подножку.

Проследив за тем, как он скрылся в тамбуре, Шептицкий нервно сглотнул комок в горле.

В Валге, на латвийско-эстонской границе, стояли утомительно долго. За окном нудно сеял мелкий дождь, попутчик – седой дедок-латыш, ехавший в Эстонию на годовщину свадьбы дочери, – все время трубно сморкался и шумно вздыхал. Высокомерный эстонский пограничник с красивыми витыми погонами придирчиво изучал паспорта и визы. Заключенный в феврале 1927 года латвийско-эстонский таможенный союз не был ратифицирован, и идея «открытой границы» между странами так и не осуществилась. Эстонцы винили в этом соседей и теперь отыгрывались на ни в чем не повинных пассажирах поездов.

В маленьком пустом городишке недалеко от границы Владимир должен был встретить проводника. Он знал, что в приграничных районах целые семьи занимались опасной, хотя и очень выгодной работой – переводили людей через границу Совдепии и обратно. Знал он и о том, что если красные накроют его во время перехода границы, то не пощадят ни его, ни проводника. Тут, в этих глухих лесах, ставших пограничными всего восемь лет назад, шла настоящая необъявленная война.

Хозяин корчмы, краснолицый крепкий эстонец, молча налил Сабурову кружку пива, небрежно смахнул в кассу трехмарковую монету и высыпал на тарелочку сдачу – несколько звонких пенни. Усаживаясь за деревянный, отполированный десятками локтей стол, Владимир мельком взглянул на большие напольные часы, стоявшие в углу. Была половина десятого вечера, а проводник должен был появиться в десять.

Потягивая холодное крепкое пиво, Сабуров прислушался к себе. Как-никак это было его первое боевое задание после девятнадцатого. Но никаких даже отдаленных признаков волнения не было и в помине. Это порадовало его, и Владимир почти бездумно наслаждался этим сидением в маленькой провинциальной корчме, вкусом горького, хмельного пива, уютным тиканьем часов в углу, тихим свистом хозяина, протиравшего полотенцем тарелки…

Проводник появился ровно в десять, как и было уговорено. Это был хлипкий, заросший чахлой бороденкой мужичок, одетый в видавшую виды русскую солдатскую шинель без хлястика и высокие грязные сапоги до колен. Быстро окинув взглядом помещение, он направился к Владимиру и приглушенно спросил по-русски:

– Они тут к пиву дают чего-нибудь?

– А ты у хозяина спроси, – кивнул Сабуров на стойку. Пароль и отзыв были правильными.

Проводник спросил чаю и подсел к Владимиру. Оба смотрели друг на друга с любопытством. Сабуров пытался понять, русский проводник или эстонец, а тот явно чего-то ждал, барабаня пальцами по столу.

– Ну, мил человек, ты рассчитываться со мной будешь или как? – наконец произнес проводник еле слышно и с такой выразительной интонацией, что сомневаться в его русском происхождении стало глупо.

Владимиру стало и смешно, и досадно. Он и в самом деле забыл о том, что должен расплатиться с проводником за услугу. Торопливо расстегнув портфель, Сабуров извлек аккуратно упакованную пачку эстонских марок и протянул проводнику. Тот, не пересчитывая и не поблагодарив, сунул деньги за пазуху и молча принялся за чай.

Из города вышли в одиннадцатом часу. Почти сразу за околицей начался суровый, густой лес, рассеченный пополам разбитой, раскисшей от дождя дорогой. Некоторое время проводник и Владимир шли обочиной, потом свернули в чащобу. Минут через двадцать начался дождь – сперва слабый, потом все сильнее, злой…

Идти приходилось без троп, настоящим буреломом. Проводник явно старался вести Владимира как можно более глухими местами, чтобы не напороться на засаду красных. Капли дождя шуршали по их плащам. Сабуров кинул взгляд на светящийся циферблат часов – была уже половина третьего ночи.

– Ну что, скоро? – шепотом спросил он проводника.

– Тшш… – прошипел тот вместо ответа.

Оба замерли на краю глубокого оврага, заваленного стволами упавших деревьев и бурой опавшей листвой. Слышен был только шум дождя. Потом где-то в отдалении затрещали, ломаясь, ветви и тяжело рухнуло на землю что-то большое, громоздкое. Владимир вопросительно взглянул на проводника.

– Ничего, – шепотом произнес проводник. – Лес воруют…

– Кто? – таким же шепотом отозвался Владимир.

– Да кто ж их знает? Советские. По ночам лес рубят…

Они помолчали, но треск веток прекратился.

– Если увидишь кого, ложись и стреляй, – шепотом произнес проводник. – Они тут зеленые, пуганые. Сразу на землю падают и начинают палить куда глаза глядят.

– А сколько их ходит в патруле? – поинтересовался Сабуров.

– По пять-шесть. Это первая линия, они с винтовками. Дальше будет линия ГПУ, там по двое, с наганами. Ну, конный дозор еще может быть, но в такую погоду вряд ли.