Вячеслав Бондаренко - Взорвать «Аврору»

Она отошла к столу и склонилась над ящиком картотеки. Минуты через две заведующая протянула Захарову бланк телеграммы.

– Была такая телеграмма, товарищ. Вот, в десять тридцать четыре получена.

– Я спрашиваю вас, заходил ли кто-нибудь за ней…

– Нет, никто не заходил, – покачала головой женщина. – Видите – лежит невостребованная.

Захаров закусил губу.

– Постойте, – внезапно проговорила заведующая, – какая, вы сказали, фамилия получателя должна быть?

– Сазонов И.Д., – торопливо повторил Захаров.

– Был Сазонов! Точно был… У меня на фамилии память хорошая… – Женщина снова склонилась над картотекой. – Только он сам телеграмму отправлял, а не эту спрашивал… Сейчас, сейчас. – Ее худые пальцы с облупленным подобием маникюра забегали по корешкам квитанций. – У нас же все исходящие есть… Вот, пожалуйста, – международная, в Латвию. «Володя не приехал, вероятно, раздумал». Подпись – Сазонов. В Риге – почтамт, до востребования, Брюннеру А.К.

– Когда отправлена? – напрягся чекист.

– В девять ноль одну.

– Вы не припомните, как этот человек выглядел?

Женщина задумалась.

– Ну… мужчина… Лет тридцати на вид. В кепке серой, сером пальто. С усами.

– Особые приметы были?

– Не знаю.

Захаров, подавив вздох, кивнул, пожал руку заведующей.

– Спасибо…

– Анна Антоновна, – растерянно сказала та.

– Анна Антоновна. Пожалуйста, если в течение дня за телеграммой из Ленинки еще раз придет этот человек… или другой, но в любом случае он предъявит документы на имя Сазонова И.Д. – постарайтесь задержать его или, в крайнем случае, оповестить о нем областное управление ОГПУ. А я потом постараюсь еще заглянуть к вам, в конце дня.

– Заходите, товарищ командир. А что, этот Сазонов – враг? – почти шепотом выговорила заведующая.

– Возможно, – сдержанно отозвался Захаров.

В дверях он остановился и со вздохом взглянул на испуганную женщину.

– Парень с усами в кепке и пальто… М-да, приметы.

За окнами сельской избы стыл зимний морозный день. Граммофон на столе, тихо шипя, раскручивал пластинку с танго. Посредине комнаты неуклюже пытались танцевать Владимир и Даша. Сабурову танец давался с большим трудом из-за раненой ноги.

– Нет, не могу, – вздохнул он наконец, морщась.

– Больно, да? – вскинулась Даша.

– Да нет, неловко просто. Такое ощущение, что нога как деревянная. Я тебе уже все пальцы небось оттоптал.

– И ничего не оттоптали! – весело воскликнула Даша. – Смотрите… – она крутанулась на месте. – Раз-два-три… Ну как, получается у меня?

Владимир, следивший за ее попытками освоить танго, весело кивнул:

– Вундеркинд! Только когда же ты меня станешь на «ты» называть, а?..

Даша смутилась.

– Ой, да как же я могу-то… Ну, давайте еще. А то так ногу вовек не разработаете.

Дверь в избу распахнулась. Из сеней появилась хозяйка хутора, рослая красивая эстонка Катарина с охапкой дров в руках. Свалив их у печки, она с улыбкой взглянула на танцующих и одобрительно кивнула Владимиру:

– Сегодня уже гораздо лучше.

– Ал-лё. Алё, товарищ…

Владимир вздрогнул, отгоняя воспоминания. Он танцевал с хрупкой блондинкой в центре большого ресторанного зала. Играл оркестр. Рядом кружились Епишин с брюнеткой и еще несколько расфуфыренных пар. За столиками хохотали нэпманы. В зале стоял дым коромыслом – видимо, обеденное время было в разгаре.

– Зову вас, зову, – улыбнулась Владимиру партнерша по танцу. – А вы не слышите. У вас такое… нездешнее лицо, как будто вы где-то далеко-далеко…

– Вы проницательны, – скупо отозвался Сабуров.

– Вовсе нет. Просто мне пришлось такой стать. Иначе никак.

– Давно вы знаете Бориса? – зачем-то спросил Владимир.

– Какая разница? – хмыкнула девушка.

– Действительно, никакой…

– Зачем тогда спрашивали? В училище вбили, что нужно поддерживать беседу с дамой во время танца? А танцуете вы прекрасно.

– Я долго учился, – улыбнулся Сабуров. – Зимой. Под граммофон…

Девушка усмехнулась. Мелодия танго продолжала струиться по залу. И глаза у партнерши Сабурова были грустными и глубокими, совсем не такими, как у ее подруги. На веках лежали голубые тени, на кончиках ресниц по последней моде висели маленькие бисеринки… «Похоже, что она из “бывших”», – подумал Владимир. Он знал, что в Советском Союзе «бывшими» называли тех, кто имел несчастье до революции принадлежать к господствующему классу.

– Скажите, – неожиданно для себя самого спросил Владимир, – вот если человек отсутствует в ленинградской адресной книге, что это может значить?

Девушка пожала плечами.

– Что он живет, допустим, в Москве.

– Да нет… он должен быть в Ленинграде. А его нет.

– Ну, мало ли что… Допустим, он секретный работник. Или… или такой же, как я, к примеру. – Она прищурилась и взглянула на Сабурова с вызовом.

Владимир смутился.

– Ну… зачем же вы так… простите, как ваше имя?

– Елена.

– А почему же Борис вас Вавочкой назвал?

– Потому что он платит… А вы можете не представляться. И не потому, что вас Борик назвал. Вы просто Владимир. У вас даже на лице это написано.

– Забавно, – покачал головой Сабуров. – Вообще-то отец был против, он хотел меня Святославом назвать. Это мама настояла.

Мелодия танго смолкла, но пары не расходились. Епишин подмигнул Владимиру:

– Сейчас еще будет. Вовкин, смотри мне, с Вавочкой поосторожнее…

– Услышал вас, господин штабс-капитан! – нарочито громко отозвался Сабуров.

Епишин испуганно вздрогнул, съежился, покрутил пальцем у виска. На него и Владимира недоуменно оглядывались соседи по танцплощадке.

На невысокой эстраде между тем появилась чрезмерно ярко накрашенная певица, одетая в моднейшее – чуть выше колен – невесомое платье, украшенное длинной ниткой жемчуга. В пальцах она сжимала длинный папиросный мундштук. Один из музыкантов, щуплый носатый скрипач в черном фраке, с улыбкой обратился к залу:

– Добрый день, уважаемые граждане! Приятного вам аппетита! Сегодня для вас в нашем уютном кабаре в качестве пикантной приправы к обеду – проездом из Таллина в Хельсинки очаровательная Лиза Рихтер со своим мелодраматическим пением!

Раздались громкие аплодисменты. Видимо, Лиза Рихтер была местной звездой.

К удивлению Владимира, у певицы оказался вполне приличный голос – волнующий, хрипловато-нежный. Она пела щемящий старинный романс, надламывая брови, словно молила спасти ее. И музыканты подстроились под певицу, играли сдержанно, с печальными лицами, без современных выкрутасов.

Пары медленно кружились под песню. Елена, приблизив губы к уху Владимира, с упреком произнесла:

– Зачем вы его так? Он же боится. С бывшими офицерами не церемонятся, вы же сами знаете…