Теодора Димова - Матери

«Матери» — один из самых ярких романов болгарской писательницы Теодоры Димовой (р.1960), драматурга и прозаика. Выпускница Софийского университета им. св. Климента Охридского (английская филология), преподаватель, переводчик, журналист Болгарского национального радио (БНР), Т. Димова дебютировала в 1987 году с пьесой «Фюри», получившей премию БНР. Затем появилось еще около десятка самых разнообразных пьес («Комната № 48», «Кальвадос, дружище», «Неда и собаки», «Любовники» и др.), принесших их автору славу незаурядного драматурга, автора со «своей» темой, «тревожной и печально актуальной» (критик Силвия Чолева) — срывом ценностной системы в современном болгарском обществе и последствиями этого срыва, внутрисемейными отношениями, подвергшимися разрушительному натиску времени хаоса и человеческих страданий.

Продолжая эту тему, в начале 2000-х Т. Димова обращается к новым для себя жанрам, на этот раз — в прозе. На сегодняшний день ею опубликовано четыре романа: «Емине» (2001), «Матери» (2005), «Ариадна» (2007), «Марма, Мариам» (2010). И особое место в этом ряду по праву принадлежит роману «Матери», удостоенному Большой премии болгарского литературного конкурса «Развитие», Премии Содружества болгарских писателей (2005), а также Большой премии восточноевропейских литератур (2006).

Роман стал реакцией писательницы на потрясшие всю страну реальные трагические события в ряде болгарских городов (Пловдив, Перник, Благоевград, Стара Загора), участниками которых были подростки.

Наше время, действительно, не слишком жалеет людей, и им приходится все время сражаться — за хлеб, за достойную работу, за душу. И в этой изнурительной борьбе за «выживание» (физическое и духовное) взрослым просто не до детей, которые в итоге потеряли свою естественную и единственную опору — любовь близких. Дети брошены на произвол судьбы и, повзрослев, становятся циничными, прагматичными, агрессивными, безжалостными.

Но что бы ни сделали наши дети, виноваты не они — об этом говорит и театральная версия романа, пьеса «Невинные», поставленная в 2006 году режиссером Стилияном Петровым на сцене столичного камерного «Театра 199» как своего рода триллер о нашем времени и о дефиците любви, об ответственности взрослого общества за свои грехи, передающиеся, все возрастая, по кармической связи поколений.

В небольшом романе Т. Димовой семь глав, каждая со своей семейной драмой, своим сюжетом, системой персонажей и своим названием — именами ребят, принимавших участие в кульминационном событии и, по сути, ставших жертвами страшной душевной аномалии современного общества. Эти семь точек наблюдения позволяют автору каждый раз по-новому осмыслить разворачивающуюся трагедию и ее причины, понять, как в сознании этих детей, лишенных материнской заботы и любви, складываются (вопреки всему) архетипические представления об истинно материнских качествах, питаемых христианской традицией, которую в конечном счете и защищает Т. Димова.

Безусловно, эта тема близка и нам в России, близка нашему читателю, также озабоченному состоянием морали в нашей жизни, проблемами демографии, снижением рождаемости в современных семьях, не слишком желающих расходовать запасы своей души еще и на детей, все возрастающей и по-настоящему страшной детской агрессией, которая, как считает Т. Димова, — «выражение нашей немощи».

Роман «Матери», помимо острой, актуальной и поистине «тревожной» темы, привлекает своим углубленным психологизмом (наследным даром, доставшимся писательнице от ее отца — Димитра Димова, одного из самых значительных болгарских прозаиков середины XX века, автора романов «Поручик Бенц», «Осужденные души» и, конечно же, «Табак»), интригует своеобразной повествовательной манерой, в основе которой «поток сознания» каждого очередного героя, и весьма причудливым синтаксисом, воплотившим все эти «потоки» и ставшим своего рода маркером, стилистическим опознавателем прозы Т. Димовой с ее намеренной хаотизацией повествования, в том числе — и за счет нарушения связности текста, норм синтаксиса и грамматики. Однако сложнейшие синтаксические конструкции текста Теодоры Димовой, отдельные фразы этого прекрасного и «чудовищного» (по оценке болгарских критиков старой школы) языка — это целые миры, в «синтаксической неустроенности» которых проступает хаос современной жизни — жизни без идеалов и без веры.

З. Карцева

Андрея смотрела, как она спускается по лестнице — замедленные движения, в чем-то белом из second hand, она не носила вещи, которые ей покупал Павел, просто Павел не дает мне самой покупать что мне нужно, а ходит со мной по магазинам, в чем-то белом из second hand — одежде, которую она даже не удосужилась постирать и от которой шел характерный запах нищеты, неблагополучия, пахло чем-то чужим, бедностью и превосходством тех, кто дарит такие вещи, превосходством богачей из Европы, их приятными ароматами, хорошими тканями, их самодовольством, ее одежда была белой, впереди на майке — какой-то символ, похожий на «фенечку», символ хиппи столетней давности, за которым она шла когда-то, да и сейчас, вероятно, спутала с этим, на майке, а скорее всего именно потому и купила себе эту майку, отдала за нее целых два лева, что этот нечеткий символ на майке напомнил ей те давние «фенечки». Но если бы Андрея спросила ее — ты подумала, что это символ хиппи и поэтому купила себе эту майку, да? Глупости! Ответила бы Христина, округлив свои огромные голубые глаза с еще более огромными мешками под ними, скажешь тоже, продолжала бы Христина, ты-то откуда знаешь про «фенечки», милая моя четырнадцатилетняя сикушка, что ты знаешь про хиппи, я все знаю, мама, ответила бы Андрея, я все-все знаю — и про их бесформенные тряпки и драные свитера, и про то, что тогда не было джинсов, и про вашу школьную форму знаю, и про то, как вас стригли на пороге школы, как овец, как вы курили тайком, знаю, и про водку «Столичную», не представляю, как только вы ее пили, и про то, как вы собирались у кого-нибудь дома, на «хате», куда вас пускали только до одиннадцати вечера, и про то, как не было маек, не было и пластинок с музыкальными записями, вы называли их «диски». Да, точно — «диски», почти закричала Христина, да, да, мама, знаю, вы тогда еще хвастались: у меня самый последний диск с «Bad Company», например, а ты откуда знаешь о «Bad Company», знаю, мамочка, из разговоров с папой, с вашими друзьями, ведь вы с некоторых пор только об этом и говорите, мама, о дисках, о хатах, о школьной форме и о коммунизме — мама, прошу тебя, не выходи сегодня из дома, почему? спросила Христина,