Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Только ли революции способны подорвать тиранию привычных повседневных событий?

Спокойное воскресенье: Франц, аккуратно приклеивающий у себя в подвале очередную спичку. Он не просто воспроизводил эпоху бедствий. Или то, что в конце концов разрушили, дабы дать место Брумхольдштейну. Он не просто воспроизводил в уменьшенном масштабе во всех деталях нечто столь же привычное в свое время для всех в Демлинге, как коровы в хлеву. Он намеревался пробудить в знакомых ему людях чувство неуверенности, чувство сомнения, чувство тревоги, чувство отвращения. Вот чего в конце концов он должен был добиться. Он словно осознавал, что всем революциям присущ элемент бестактности. В его случае борьба за бестактность означала борьбу за революцию.

Но почему Дурст, снова и снова спрашивала его Дорис. Почему не Бранденбургские ворота или мост через Рейн?

Заключение Обби было простым: Потому что он — чертов фашист. Но он не говорил этого отцу в лицо. Слишком уж Франц был непредсказуем. Никто не знал, что он может выкинуть.

Что знает Франц?

По Прудону, он знает преимущества и неудобства профессии официанта. Одно из этих преимуществ — присутствовать при обмене небрежными, прозаичными репликами наделенных властью людей. Мэра. Хельмута фон Харгенау. Можно ограничиться этими двумя именами.

Точно ли изображает Франц властность, передразнивая неловкое шутовство мэра Брумхольдштейна?

Можно ли считать преимуществом знание того, с кем нынче проводит ланч мэр, с кем нынче спит фон Харгенау?

Франц знает, где живет мэр. Общедоступные знания. Будучи официантом, он также знал, что предпочитает мэр на ланч и на обед. Но все эти знания добыть несложно. И что предпочитает жена мэра, Вин: Hirnsuppe, Lacks in Weisswein mit Champignons, Spargel Cocktail mit Hummer. Франц заметил, что за столом она не сводила глаз с Хельмута фон Харгенау. Он уловил и то, как архитектор и Вин обмениваются быстрыми взглядами, выражающими соучастие, взаимопонимание. Настоящий официант, который недаром ест свой хлеб, быстро становится умелым интерпретатором подобных диалогов.

Франц не раз и не два слышал, как мэр говорит кому — то из своих знакомых: Вам нужно познакомиться с Харгенау. С архитектором. Моим хорошим другом.

Франц также знал, где обосновался Хельмут фон Харгенау, хотя самого дома никогда и не видел. Он знал, какую машину водит архитектор, а также и кое-что о его подругах. Помимо вполне вероятной связи с Вин, женой мэра, архитектора часто видели в компании школьной учительницы Анны Хеллер. Но на кухне в «Сливе» кто-то утверждал, что это всего-навсего уловка, или, точнее говоря, отвлекающий маневр, призванный скрыть настоящую страсть. Согласно преобладавшему на кухне «Сливы» мнению, Вин, жене мэра, палец в рот не клади.

Зачем нападать на нее просто из-за того, что она сексуальна, сказала Дорис, не скрывая своего негодования, своего возмущения.

Франц работал над одной из сторожевых башен, когда в подвал спустилась Дорис. По ее походке ему было ясно, что что-то произошло. Франц, Франц! У него засосало под ложечкой, когда она сказала: тебе звонил господин фон Харгенау. Он интересовался, не могут ли они с братом заглянуть к нам сегодня вечером. Он был так вежлив и несколько раз переспросил, уверена ли я, что они не причинят нам неудобств. Естественно, я пригласила их на обед.

И он, естественно, согласился, сказал Франц.

Да, сказала она.

Не верю я в это, безразлично произнес Франц. Ты не знаешь Хельмута фон Харгенау, как знаю его я.

Но ты же им восхищаешься?

Какое это имеет отношение к тому, что он дерьмо?

Что еще следует знать о Франце?

Ульрих успел на автобус, уходящий в Демлинг в 7:15. Не имею ничего против автобуса, сказал он своему брату. До автобусного вокзала от того места, где он остановился, легко дойти пешком. Автобус тронулся ровно в 7:15. Кроме него в автобусе было всего два пассажира. Он сел спереди, сразу за водителем, который на вопрос, помнит ли он Дурст, ответил: Еще бы. Пренеприятная история. Надо сказать, когда всех этих полумертвых от голода людей вдруг выпустили из-за решетки… по большей части они отправились в Демлинг. Они никому не угрожали. Просто бродили вокруг и, как сомнамбулы, заглядывали в окна… а потом они ушли, и тогда уже наши отправились в Дурст. Он сам себе улыбнулся. Там было брошено полно барахла, мебель… Кое-кто из лагерных охранников и администрации жил просто-напросто припеваючи.

Я знаю одного человека, сказал Ульрих, который строит из спичек модель Дурста.

Водитель уклончиво ответил: Ну да.

Точную уменьшенную копию, подчеркнул Ульрих.

Должно быть, вы имеете в виду Франца, официанта из «Сливы».

Ульриху пришло в голову, что из упоминания о модели Дурста водитель может заключить, что он едет в гости к Францу. А еще? Что он, по-видимому, родственник Франца или друг его семьи.

Высаживая его на автобусной остановке в Демлинге, водитель сказал: Передайте Францу от меня привет.

Передам.

Водитель помахал ему рукой. На дороге ни души.

Воскресный вечер с Францем, его женой Дорис, его сыном Обби и Вилли Хюбнером, приятелем Обби, нанятым Хельмутом ухаживать за садом. Обеденный стол накрыт на семерых. Хельмут, должно быть, сказал, что приведет с собой кого-то еще. Бокалы, столовое серебро, тарелки с синей каймой, точно такие же, как в «Сливе». Не вынес ли он их оттуда, подумал Ульрих. Открывший ему дверь Франц не сводил с него страдальческого, полного укоризны взгляда, словно говоря: Как ты мог так со мной поступить. Этот вечер был ему навязан. Бедный Франц.

И Дорис, с распростертыми объятиями бросившаяся к Ульриху, издав пронзительный, чуть приглушенный вопль, словно собирающаяся взлететь неуклюжая птица: Aber Herr von Hargenau… Herr von Hargenau… заставляя Франца отступить в дальний угол, вызывая мину неудовольствия на его длинном лице. В знак осуждения ее назойливого, небезопасного зова. Осуждения того, как она замерла на их пурпурном ковре, задевая платьем кофейный столик тикового дерева, на котором рядом с огромной пепельницей стояла стеклянная ваза с кэшью и изюмом.

Прошло так много времени, господин фон Харгенау.

Лучше и не вспоминать.

А Франц как раз только что рассказывал о вашей замечательной семье.

Какой милый домик, сказал Ульрих.

Мы стараемся сделать его поудобнее. В конце концов, когда Франц возвращается из Брумхольдштейна, ему нужна, чтобы расслабиться, удобная и теплая комната.

Франц, с еще более страдальческим видом: Дорис, тебе ничего не нужно сделать на кухне? И она, с непониманием уставившись на Франца: Нет-нет… Все уже сделано.

Ульриху было слышно, как в соседней комнате Обби беседует с Вилли.

Франц, сказала Дорис, ты же не предложил господину фон Харгенау что-нибудь выпить. И Франц весьма скованно, возвращаясь к роли официанта, спросил: Что вам угодно?