Лидия Гуардо - Исповедь. Пленница своего отца

В то время я опять забеременела от Сильвена. Однако состояние, в котором я находилась, не благоприятствовало беременности, пусть даже та и была желанной. Мое погружение в свое жуткое прошлое весьма негативно сказалось на ребенке, которого я вынашивала, — как будто на меня подействовало проклятие Старика.

Именно так оно, наверное, и было. Депрессия, в которую я впала, вспоминая о прожитых ужасных годах, привела к истощению моего плода. Он начал худеть в моей утробе — это у меня, родившей без каких-либо проблем восьмерых детей! Ситуация стала критической: эхографическое исследование показало, что ребенок весит всего лишь девятьсот граммов.

Тогда врачи решили ускорить наступление родов. Максанс появился на свет раньше положенного срока и был очень маленьким. Я отказывалась рассылать знакомым уведомления о его рождении: настолько сильно боялась, что потом придется сообщать о его смерти. Мой малыш Максанс родился 20 ноября в два часа дня — в тот же день и тот же час, когда умер Старик. Я усмотрела в этом дурное предзнаменование и была уверена, что Старик заберет его к себе. Максанс весил при рождении семьсот пятьдесят граммов и целиком помещался на ладони своего отца. Те два месяца, которые он провел в педиатрическом отделении больницы, были самыми ужасными в моей жизни. Мне казалось, что если он умрет, то я вскоре отправлюсь на тот свет вслед за ним, потому что тоже стану жертвой проклятия Старика.

Однако жизнь оказалась сильнее, чем я предполагала. Максансу удалось выжить, он постепенно набрал нормальный вес. Я поняла, что это был знак судьбы. Череда моих несчастий закончилась, и этот ребенок стал для меня подарком, в котором я нуждалась для того, чтобы суметь выдержать испытание воспоминаниями.

Сильвен продолжал преобразовывать наш дом, пытаясь сделать его по-настоящему уютным жилищем. Он благоустраивал жилые комнаты и обновлял все постройки.

С момента смерти Старика я еще ни разу не поднималась на чердак.

Однако было необходимо капитально отремонтировать крышу. Кровельщик, увидев кровать и привязанные к потолку веревки, все понял и не стал задавать никаких вопросов. Он разобрал все это и сжег во дворе на костре. Я смотрела через окно, как превращается в пепел и дым кровать, на которой я так много вытерпела и на которой зачала шестерых сыновей.

Однако огонь не мог уничтожить мои воспоминания.

Председатель суда города Мо потребовал, чтобы судебное заседание по делу Старика проходило при закрытых дверях, хотя его об этом никто не просил. Судья, видимо, не хотел предавать огласке события, в ходе которых весьма наглядно проявилась бездеятельность судебной системы, жандармерии и социальных служб — не говоря уже о попустительстве со стороны отдельных конкретных лиц. Обвинительное заключение заместителя прокурора, который придал новый импульс следствию, проводившемуся — ни шатко ни валко — в течение уже шести лет, содержало немало доказательств вины Люсьен Юльпа (так звали Старушку), однако наказание, которое назначил ей суд, было, как мне кажется, слишком легким: Старушку осудили на три года с отсрочкой приведения приговора в исполнение (прокурор, правда, подал на апелляцию).

Для Марианны, Бриса и меня, выступающих в данном судебном разбирательстве в роли потерпевших, такой приговор стал очередным проявлением нежелания признать реальную тяжесть преступных деяний, совершенных в отношении нас.

Хотя смерть Старика сделала невозможными какие-либо преследования его в судебном порядке, многолетняя его сообщница отделалась очень легким наказанием!

Как бы там ни было, о подробностях моей жизни стало известно за пределами стен дворца правосудия и полицейского участка города Мо. Брюс де Сен-Сернен, журналист издания «Ла-Марн», первым заинтересовался этой историей и опубликовал статью, которая вызвала резонанс во всем нашем регионе.

В этой статье выражалось негодование по поводу того, что судебное заседание проходило при закрытых дверях и что подсудимой назначили слишком мягкое наказание, явно не соответствующее ее вине.

Смущенные извинения моих соседей и некоторых других жителей деревни Куломм вряд ли компенсируют нанесенный мне моральный ущерб.

Не компенсируют его и сожаления молодых жандармов Креси-ла-Шапель, «которые ничего не знали…» Их предшественники, я думаю, благополучно ушли на пенсию!

О том, что чувствую сейчас, я рассказала психотерапевту, ведущему за мной наблюдение в течение уже шести лет. Ниже я привожу запись, которую сделала в тетради по просьбе психотерапевта, сделала, как смогла, потому что до сих пор не умею толком ни писать, ни читать:

Инагда или часто яуже не хочю жить я претпочла бы умиреть. Я хочю штобы всьо было харашо а мне не харашо. Мне надаела занематся всем. моя новая жызнь была сначала харошей, мне неследавалобы никогда об этом гаварить. жыть не зная ничево этобыло для меня лутше всево. Яхочу зделать все для таво штобы забыть.

Но у меня не палучаеца.

Лидия хочет взять себе другую фамилию.

Дожидаясь, когда ей удастся продать дом в деревне Куломм, она все еще живет там со своим другом Сильвеном и их двумя детьми — Амандиной и Максансом, — а также своими сыновьями Реми, Режисом, Брисом, Борисом и Рюди. Еще с ними живет Марианна, у которой от ее приятеля родилась девочка. Раймон-младший и Брюно покинули родительский дом и приезжают в гости лишь время от времени.

Оба обзавелись спутницами жизни и стали отцами. Живут в соседних деревнях.

Реми и Режис завели себе подружек и пытаются вместе с ними как-то устроиться в жизни.

Брис осваивает мастерство строителя, работая на стройке, и надеется, что органы правосудия все-таки должным образом накажут Старушку за совершение развратных действий в отношении его.

Борис, Рюди и Амандина ходят в школу. Максанс с нетерпением дожидается, когда ходить в школу придет время и ему.

Волчонок уже состарился, но живется ему очень хорошо, и он, как и раньше, спит в ногах у своей хозяйки.

Старушка живет у своего брата в Мо — по-прежнему на свободе.

Ее можно встретить на улицах этого города: она ходит и бросает рекламные листки в почтовые ящики.

В апреле 2008 года Люсьен Юльпа предстала перед судом апелляционной инстанции. Ее приговорили к четырем годам лишения свободы с отсрочкой приведения приговора в исполнение, хотя прокурор требовал для нее пяти лет, из которых четыре — с обязательной «отсидкой». Адвокат Лидии, мсье Ален Миковски, сделал все для того, чтобы дело рассматривал суд присяжных и чтобы заседания проходили открыто. Однако ему в этом было отказано. Суть того, на что подала жалобу Лидия, была квалифицирована как «невоспрепятствование совершению преступления», тогда как факты свидетельствовали о том, что имело место совершение преступления и соучастие в преступлении. Проведение расследования было поручено жандармам Креси-ла-Шапель…