Иван Кузмичев - «Поступь империи» (сборник)

-Молодцы! Все прошло превосходно, награды получите сразу же, как только прибудет Его Высочество, лично из его рук,– капитан Службы Безопасности (СБ) отдав честь стоящим молодым воинам отошел в сторону.

Не видя восторженных глаз молодых витязей, на правом рукаве каждого из них был пришит ровный круг, на трехцветном фоне в нем замер готовый к прыжку волк, а на темно-зеленых беретах блестела кокарда, с тем же волком.

-Служу Царю, Вере, Отечеству!– гордо крикнули замершие воины.

-Я еду в губернию, вам же предстоит доставить этих татей в Рязань да как можно скорее, причем живыми,– капитан Службы Безопасности развернулся и пошел к десятку полицейских, хмуро глядящих на подрастающее поколение…

-Всех кто погибнет в дороге вешать на деревьях, и не придавать земли, нечего татям милость оказывать,– забравшись на коня, сказал капитан СБ.

Алексей Петрович.

Небосвод озарился алыми красками восходящего солнца, наши корабли неторопливо шли по лазурной глади, оставляя за собой вяло расходящиеся по сторонам волны.

Посольство России, снова оправлялось в Европу, спустя почти десяток лет после первого, не слишком удачного для нее опыта, искать союзников и друзей, я же плыл смотреть на самобытность европейских народов, вместе с этим как мне думается, лучше изучить эти страны, их людей. Все это пригодится в будущем, я уверен в этом, да и наказ отца выполнить необходимо, государь как никак.

Три барка выстроившись друг за дружкой, шли, набирая скорость, оставляя за собой порт Азова. Я смотрел на вспенившуюся гладь моря и уныло думал о том, что еще черт знает сколько времени не смогу увидеть, ни друзей, ни родной Рязани, ни свою ненаглядную Оленьку!

«Отставить печаль и нытье!– в сотый раз командую сам себе, стараясь прогнать наваливающуюся тяжким грузом тоску».

Но это только сказать легко, а вот сделать… Да сделать проблематично, даже очень проблематично. Не умею я заниматься само кодированием, хоть ты лопни, а это могло бы помочь. Правда хочу заметить, все эти «мытарства» отвлекли меня от моей апатии, и теперь я хоть о чем-то стал задумываться. Нет в жизни ничего плохого, есть только неверный взгляд на это самое настоящее

-Цесаревич, как вам просторы Азовского моря?– спросил меня подошедший ко мне Петр Толстой.

-Красиво, только скучно немного,– признаюсь я седовласому послу Руси-матушки.

-Да, с этой напастью ничего нельзя поделать, остается только терпеть. Или быть решить эту проблему, беседой к примеру,– улыбнулся мне Толстой.

-Премного благодарен вам за заботу, Петр Алексеевич, но, увы, я пока не настроен на беседы, даже с вами,– честно ответил я.

-Понимаю, такое бывает, особенно в первый день путешествия, сам через это прошел. Уезжая из, отчего дома, три дня ни с кем не разговаривал, какие только бредни в голову не лезли, вы даже себе не представляете!– улыбнулся посол и отошел в сторону, к боярину Долгомирову, молодому и энергичному человеку приданного нам в качестве попутчика, если конечно можно так выразиться.

Царь-батюшка сразу же после своей поездки в Европу повелел слать знатных недорослей, а также всех прочих людишек, желающих занять сколько-нибудь заметную должность при дворе, на обучение за границу. Ума набираться, дабы дома полезным оказаться. Так что карьеристам местного пошиба, для получения вожделенной «конфетки» приходится пару годков «покрутиться» на чужбине, при этом большая их часть никакого языка кроме родного русского вовсе не знала, создавая при этом изрядные трудности не только в общении, но в обучении в целом. Однако такие мелочи государя не смущали, хотящие научится, таково правило и изменить его никто не сможет, оно для всех едино, кто бы это не был, родовитый князь или сын купца.

На первый взгляд такая практика могла показаться негуманной и жестокой, но для государя имеющего под рукой «полудиких слуг» так не казалось и он спешно, будто железным прессом старался давить на боярство и купечество, ведя их по дороге скорейшего обучения для блага Руси. Общий принцип: выживает сильнейший, самый верный, по крайней мере, так можно говорить о самом государе, глядя на проводимые им реформы.

Как бы то ни было, сейчас я на борту барка со смешным для такой посудины именем «Зверь», ну а судьба «золотой молодежи» меня, в общем, то не интересует, со своими проблемами бы разобраться.

«Стоп! Не думать о всяких неприятностях!– оборвал я свои разошедшиеся апатические мысли на «полуслове».

-…А я говорю, они все равно начнут с нами войну, слишком зуб большой у них имеется на Русь-матушку,– меланхолично заметил Толстой.

-Кажется, я чуть было не пропустил интересный разговор,– едва слышно хмыкнул себе под нос, сбрасывая оковы странного оцепенения.

-Но ведь, признайтесь, Петр Алексеевич, что мыслишки то у них не раз поворачивали в эту колею, с посредничества Франции, между прочим,– ехидно заметил мужчина в преклонных летах Петру Алексеевичу.

-Ну, мысли, к примеру, я читать не умею, Егор Филиппович, да и вам бы пожелать того же хотел, во избежание неприятностей, а то мало ли кто что нехорошее подумает,– все так же меланхолично заметил полномочный посол.

От этого, казалось бы, дружеского замечания названный Егором Филипповичем чуть-чуть побледнел и не говоря, поспешил отойти подальше от главы дипломатической миссии, тут же найдя себе собеседника из каких-то молодых помощников посла.

-А вас здесь побаиваются, господин посол,– заметил я, подходя к шестидесяти пятилетнему мужчине.

-Может быть и так, ваше высочество,– улыбнулся мне Петр Алексеевич.

-Вы кажется, совсем недавно мне занимательную беседу предлагали? Надеюсь, предложение остается в силе?– спросил я его.

-Конечно, цесаревич, я буду только рад, если смогу ответить на ваши вопросы, а заодно и провести с пользой наше долгое путешествие,– ответил седой дипломат.

-Хорошо, тогда давайте пройдем в каюту. Разговаривать, всегда лучше за столом с бокалом доброго вина, нежели на продуваемой всеми ветрами палубе.

-Мне тоже так кажется, ваше высочество,– заметил посол.

-Тогда прошу ко мне в каюту, Петр Алексеевич,– сказал ему, идя впереди посла.

Как и на большинстве судов этого времени, отдельные каюты на корабле были роскошью и отдавались в распоряжение высшим офицерам, либо как мне и главе дипломатической миссии, то есть людям имеющим «определенный вес».

Сама каюта ничем примечательным не отличалась, разве что высота у нее была чуть более сажени, да и вся отделка изнутри представляла собой мечту столяра. А так вполне заурядная комната, или быть может я такой черствый, и уже не могу оценить по достоинству всю красоту? Не знаю, может быть.