Дональд Крик - Мартин-Плейс

Деннис швырнул газету на пол.

— Заткнись! — рявкнул он. — Хватит скандалить из-за этих паршивых покупок!

— Хорошо, — ответил Дэнни, заставляя себя говорить спокойно. — А ты, будь добр, перестань кричать.

Широкая ладонь с силой опустилась на его скулу, и он отлетел к столу. Щеку словно обожгло каленым железом. Он увидел отца: открытый рот, повисшие на одной дужке очки, — и внутри у него все оборвалось, ненависть растворилась в ощущении непоправимой трагедии и в жалости, для которой не было слов. Он повернулся и ушел наверх к себе.

Деннис сгорбился в своем кресле и посмотрел на жену.

— Зря это я.

Игла Марты все так же быстро и точно впивалась в носок.

— Тебе не следовало бы бить его.

— Я же уже сказал, что я это зря, так ведь?

— Да.

— Я сам буду ходить за этими чертовыми покупками, если ты из-за них расстраиваешься.

— Ты мог бы и не ругаться. Дело не в покупках, а в том, чтобы он делал, что ему говорят. Если он собирается управлять другими людьми, он должен научиться управлять собой. Я не хочу, чтобы он стал таким, как его сестра.

— Нашла с кем его равнять! — огрызнулся Деннис с досадой. — Таким, как она, он никогда не будет.

— Надеюсь. Я хочу, чтобы он чувствовал, что слишком хорош для этой улицы.

— Ты хочешь, чтобы он все тут ненавидел, как ты! — с горечью сказал ее муж. — Ты хочешь, чтобы он задрал нос!

— Да! — со злым вызовом ответила она. — Если это поможет ему не считать каждый грош, каждый кусок! Чтобы выйти в люди, надо верить, что ты лучше соседа.

— Тьфу! — Деннис снова взял газету. — Не хотел бы я работать у такого вот управляющего, каким ты хочешь сделать парня. По-твоему, пусть он остальных и за людей-то не считает.

Марта ничего не ответила. Она верила в способности Дэнни, но считала его слишком слабохарактерным. По ее мнению, только беспощадная и стоическая праведность могла послужить защитой от ловушек, которые расставляет человеку жизнь. Кто предупрежден заранее, тот вооружен: предостережением для Дэнни служит улица, на которой они живут, а панцирем — неукоснительное соблюдение кодекса безоговорочного повиновения богу… и ей.

— Только тебе и говорить, кого считать людьми, — сказала она после долгой паузы. — Сам ты так ничего и не добился. И знаешь только своих приятелей в кабаке. По-твоему, такая компания нужна Дэнни, чтобы подготовить его к жизни в хорошем обществе, которая его ждет? Или пусть он шляется по дансингам и бильярдным?

— Да нет, — уныло ответил ее муж. — Я сам от него многого жду. И помог бы ему, было бы чем! Я только не хочу, чтобы он стал надутым зазнайкой, вот и все. А если все пойдет по-твоему, он и на нас-то глядеть не захочет, — закончил он со смутным предчувствием катастрофы.

Марта торопливо обдумывала его слова. Они пробудили некоторый страх и в ее душе, так что, успокаивая его, она больше старалась успокоить себя.

— Это глупости, — сказала она. — Я знаю его лучше, чем ты. Он еще будет мне благодарен, что я не дала ему плыть по течению. Он ходит в церковь, — добавила она истово, — а это главное. Преподобный Рейди дал ему прекрасную рекомендацию. И это лучшая для него помощь. А я просто не хочу, чтобы он начал своевольничать, еще не научившись понимать, что для него полезно, а что нет.

Перевернув газетную страницу, Деннис поискал глазами какой-нибудь интересный заголовок.

— Ну, тебе видней, — сказал он. — Да только Дэнни уже не маленький, так что не заставляй его все время держаться за твою юбку.

— Попозже пойди поговори с ним, — ответила она. — У него тогда станет полегче на душе.

Когда Деннис поднялся в комнату сына, Дэнни сидел за письменным столом, уже несколько успокоившись, — бушевавшая в нем буря выплеснулась в три строфы, запечатленные на листке из книги бухгалтерского учета.

Его отец, близоруко прищурившись, рассматривал учебники бухгалтерского дела, лежавшие на столе. Это был ключ к тому неведомому миру мягких кресел, большого жалованья и короткого рабочего дня, куда предстояло вступить Дэнни.

— Ты занимался? — спросил он с некоторой робостью.

Дэнни кивнул, обрадовавшись, что его стихотворение осталось незамеченным.

Деннис переступил с ноги на ногу.

— Мы с твоей матерью, сынок, хотим, чтобы ты вышел в люди, — сказал он с чувством. — А с меня ссор хватит. Ты уж совсем взрослый, и я ей сказал: он сам знает, что делает, ну и оставь его в покое.

Дэнни ответил, что они все погорячились. И просто надо про это забыть. А вообще-то во всем виноват Жестяной Заяц, прибавил он, оттаяв, и рассказал, что произошло.

Улыбаясь, Деннис почесал в затылке.

— Ну, этому нахалу не повредила бы хорошая затрещина. Да если на то пошло, то и самому Митфорду тоже, — он чуть было не назвал бакалейщика елейным скрягой («Надо бы им в церкви приглядывать, куда он собирает пожертвования: на блюдо или в свой карман»), но удержался. Кто его знает, что подумает мальчишка! А он уже достаточно напортил для одного вечера.

Оставшись один, Дэнни, в ушах которого еще звучал виноватый голос отца, вернулся к своим стихам. Они возникли из сегодняшней ссоры и ощущения того краха, к которому пришла с годами жизнь его родителей. Изменив два-три слова, он еще раз перечитал стихотворение.

Он стоял перед лавкой Митфорда, глядел на пыльные ряды банок, картонок и объявлений в витрине и время от времени посматривал на перекресток. Когда она показалась из-за угла, он пошел к ней навстречу.

Она, по-видимому, бежала и вся раскраснелась.

— Я опоздала, потому что сегодня мы обедали поздно.

Внезапно радость сковала его и сделала неуклюжим.

— Знаешь, Изер, я даже не думал, что ты придешь.

Ее глаза весело заблестели.

— А я никому ничего не сказала! — и с вызывающей откровенностью, которая еще больше поразила его, она добавила: — Я сказала, что иду к Мери Брюэр.

Ее поступок должен был бы польстить ему, но он почувствовал некоторую тревогу. Если ее мать узнает, Изер придется плохо, а ему было больно думать, что из-за него ее душевную ясность могут замутить, внушить ей, что она очень виновата.

Они пошли в парк и нашли свободную скамейку у пруда, где мальчишки пытались выудить из тины бог знает какие тайны. Изер сидела очень чинно, сложив руки на коленях, а он закинул ногу за ногу и оперся локтем на спинку скамьи.