Валерий Губин - Вечное невозвращение

«Что-то в этом неестественное, слишком правильный треугольник. Может быть, сюда вертолет садится, привозит лесникам продукты?»

Наконец совсем стемнело, но две другие ели по краям были хорошо видны. Мрачные и величавые, они вдруг показались Макарову великанами, которые стоят и ждут, пока он уснет, чтобы потом подойти. Опять, как два часа назад, шевельнулся страх. Макаров, чтобы отвлечься, закрыл глаза и стал вслушиваться в лес. Еле слышно пробежал по верхушкам ветерок, какая-то птица завозилась в кустах и пискнула. Чувство неведомой опасности, поселившееся в нем от вида грозных, настороженных елей, не проходило, и поэтому он старался не спать, а слушать. Но спать хотелось нестерпимо. Макаров буквально проваливался в сон, однако сознание сопротивлялось, и он лежал так с полчаса в каком-то непонятном забытьи — то ли спал, то ли грезил. Временами он уже видел сон, временами открывал глаза и смотрел на поляну.

«Так можно промаяться до утра. Чего я, в самом деле, боюсь? Здесь никого нет. Даже если кто придет, меня под елью не увидит».

Макаров попытался вызвать в себе какой-нибудь яркий образ, чтобы сосредоточиться на нем и отвлечься. Вскоре перед глазами возникла вся поляна сразу, какой он видел ее еще до темноты, с мощными елями и высокой травой, местами примятой ветром. На поляну вышел лось и стал внимательно смотреть в его сторону. Макаров понял, что спит, хотя все еще слышит звуки вокруг. Слышит, как снова пробегает ветер и лес начинает глухо гудеть, недовольный тем, что его беспокоят. Потом слышит, будто бы совсем рядом с ним разговаривают — какое-то легкое гуденье, в котором все время меняется тональность, словно в разговоре человека. Он попытался проснуться и посмотреть, кто здесь гудит, но все тело было налито густой сонной тяжестью. Макаров изо всех сил вслушивался в разговор и вдруг стал понимать, причем было такое впечатление, что говорят внутри него, хотя звуки доносились снаружи.

— Смотрите, он уже спит, спит, уже спит…

— Кто? Кто спит? Кто?

— Тот, кто всегда проходит мимо…

— Да, мы видим, он лежит около тебя, мы видим, мы видим его, видим…

Голоса, как множественное эхо, все время разбегались в стороны, затихали, потом снова усиливались и звучали отчетливо.

— Надо послушать его, давайте послушаем, послушаем, послушаем…

— Надо позвать хранителя ночи, хранителя ночи… пусть он придет…

— Пусть придет хранитель ночи, пусть придет…

— Здесь я, что вы разболтались, как сороки, я давно уже здесь.

— Послушай его и расскажи нам… это так интересно… так интересно…

— Кого послушать?

— Вот он лежит здесь — тот, кто все время проходит мимо, а теперь лежит здесь…

Макаров страшным усилием разлепил веки и увидел, что невдалеке от него действительно стоит хранитель ночи — огромное, непроглядно черное пятно на фоне серого неба. Пятно приблизилось к нему, окутало с головой. Он попытался шевельнуть рукой, чтобы его согнать, но рука не двинулась, и Макаров опять закрыл глаза.

— Ну что ты слышишь, что слышишь, слышишь…

— Помолчите же минутку, — сказал хранитель, — вы мне мешаете.

Макаров почувствовал, что тьма стала густой, почти осязаемой, но страх его почему-то улетучился.

— У него были две тетки, он их очень любил, они давно уже умерли, одна от инфаркта, а другая погибла, несчастный случай.

— Две тетки и больше ничего, больше ничего…

— Как жаль, что две, а нас трое, но я все равно хочу быть одной…

— А я буду другой, другой буду…

— Давайте же разговаривать… Хранитель, переводи скорее, что слышишь…

— Вот старые болтуньи, потише вы, дайте послушать.

Тут Макаров услышал голос своей старшей тетки, Елизаветы — она работала медсестрой в госпитале и почему-то все время, приходя к ним домой, была в белом халате:

— Валерик! Я купила тебе Марка Твена. Это удивительный писатель. Большая удача, обе повести про Тома и Гека в одной книжке и стоит недорого, всего двадцать пять рублей.

— Ты опять балуешь мальчика, — Это голос младшей сестры Нины — она всегда казалась Макарову очень строгой из-за толстой оправы очков и черных волос с ровным пробором посредине. — Двадцать пять рублей совсем недешево, он ее все равно порвет через неделю. Ему нужен активный отдых, он и так целыми днями читает. Я вот мяч купила, очень крепкий, его вилкой не проколешь. Мяч ему сейчас нужнее.

— А я тебя уверяю, что чтение еще никому не повредило.

— Там еще мать есть, она тоже давно умерла, — говорит хранитель.

— Я буду мамой, я хочу быть мамой, мамой…

И Макаров слышит голос матери, молодой и звонкий:

— Нина, как у тебя с твоим майором? Когда распишетесь?

— Боюсь я его, пьет по-прежнему, а как выпьет, так обязательно рюмки ест.

— Как это ест?

— Очень просто, берет в рот и жует. Страшно так.

— И ничего?

— Ничего, только кровь на губах. У него контузия была на фронте.

— Да Бог с ним, Нина, не расписывайся, — говорит тетя Лиза, — жизнь себе сломаешь. Я вот живу, как хочу, ни от кого не завишу. Про замужество и не думаю: кому я нужна в двадцать восемь лет при таком дефиците мужиков? Мне вот, кроме Валерика, никого и не надо. Собирайся, жених мой!

— Нет, сегодня я его забираю.

— Почему это ты? У тебя майор.

— Отстань ты со своим майором, его куда-то на стрельбы услали.

— Перестаньте ссориться, — говорит мать, — я сегодня не дежурю, так что он дома остается. Вообще, девки, еще пять-шесть лет помучаемся — и начнется у нас спокойная и счастливая жизнь, я верю в это. Будет у каждой из вас по мужу, может, и мне еще судьба улыбнется.

— Тебе улыбнется, ты вон у нас какая красивая!

Макаров рванулся и сел на матрасе. «Здесь не уснуть, надо убираться в лес, а то кошмары замучают». Он схватил матрас и, пошатываясь, потащил его за собой в лес.

— Валерик!.. Ты приходи!.. Мы здесь теперь всегда будем… всегда будем… всегда…

Макаров шел все дальше от поляны, по колено проваливаясь в мягкий мох, и вдруг увидел себя десятилетним мальчиком. Он шел и плакал от страха и жалости к самому себе; он не мог стерпеть обиды, убежал из дома в лес и теперь шел неизвестно куда, желая заблудиться, замерзнуть, попасть к диким зверям, чтобы только не возвращаться домой. Страшно боялся и шел. Постепенно светлело, но мох становился все выше и выше. Он решил повернуть назад, но почему-то не смог и продолжал идти дальше. Мох доходил уже до плеч. Он остановился, стараясь подавить в себе панику, и увидел невдалеке пригорок, а на нем сидящую на поваленном дереве женщину. Она улыбалась и звала его. Макаров побежал, вырвался на пригорок и подошел. Она была очень похожа на его мать, на его теток, на всех знакомых девочек.

— Ты кто? — спросил он.

— Леший, — улыбнулась она.