Ласло Немет - Избранное

Дни меж утром и вечером заполнены были хождением, дремотой, разговорами. Лайош прилежно готовился к новой жизни, жизни строительного рабочего, не желая, чтобы на этой стезе его застигли врасплох. В беседах с хромым он потихоньку выведывал тайны строительного дела, стараясь, чтобы и матяшфёльдский опыт его все-таки не канул во мрак. Старый каменщик и столяр Шкрубек в рассказах его представали солидными, прославленными мастерами (ведь и то сказать: какой-нибудь плохонький мастер не удержится в таком дачном месте); но, расхваливая, например, работу старого столяра, Лайош то и дело вставлял, для сравнения как бы, необходимые ему вопросы: ну а здесь какие будут рамы стоять, да какие ставни пойдут на окна, да чем будут штукатурить стены. Слыша незнакомые понятия — «ролетта», «семпернова» [21] Ролетта — вид ставен, распространенный в Венгрии; семпернова — вид штукатурки. , он лишь кивал: ага, мол, конечно, они тоже все это делали. Ниже по улице было несколько недавно построенных вилл. «Слушай, а ты можешь отсюда сказать, какая облицовка вон на том доме?» И когда хромой бросал с презрением, мол, там и видеть нечего, прессованный кирпич, Лайош одобрительно качал головой: дескать, глаз у тебя хороший — и шел, чтобы рассмотреть для себя облицовку. С хромым оказалось нетрудно быть на равных. Никаких особых планов со строительным делом он не связывал, а оборки на платье у Маришки и серьезный, умный взгляд с лихвой обеспечили Лайошу тот ценз требований, которые безработный портняжка, ставший поденщиком, мог предъявить к друзьям. Но из осторожности Лайош не бросил задавать наводящие вопросы. «Ну а склепы тебе приходилось строить? Мы в Матяшфёльде брались и за склепы. На крыше большой такой крест был… А как ты думаешь, господин Водал сможет сам построить плоскую крышу? А теплоизоляцию другие мастера будут делать? В Матяшфёльде тоже другие делали, оно все же надежней. Ты видел, как утеплитель кладут? А террасу чем будут выстилать? Этернитом? Тоже неплохо. А эту железную балку куда господин Водал поставит?» Так из груд материала, громоздившегося у канав и сарая, и из ответов хромого в голове Лайоша строилась вилла: две большие комнаты внизу, из одной деревянная лестница ведет на второй этаж, где еще две комнаты и ванная. К первому этажу примыкают подсобные помещения, над ними — большая, метров на десять, терраса; после ужина господа будут любоваться оттуда освещенной Крепостью и гадать, что это там, вдалеке, за прямая дорога с фонарями — это о шоссе в Матяшфёльд.

Иногда за оградой соседней виллы или напротив, в черешневом саду, появлялся Даниель. Показывая клиентам участки, он всегда был при шляпе и в пиджаке; со своей палкой в руке он походил на какого-нибудь сторожа в парке, не хватало лишь цветной повязки на рукаве. Держа в руке план на прозрачной бумаге, Даниель тыкал туда сломанным ногтем и поминутно оборачивался к идущим за ним господам. Очень почтительно разговаривал он с «евреями», которых поминал у костра, над котелком с вареной картошкой. «Извольте вообразить, ваше превосходительство…» «Ваше превосходительство» у него было каждое второе слово. «Старается старик за свои денежки», — ухмылялся, валяясь в люцерне, хромой. Лайош же из любознательности пристраивался к свите Даниеля. «С осени вон там, на углу, остановка автобуса будет — всего два шага, ваше превосходительство. И венский автобус, я думаю, тоже, извольте вообразить, сюда пустят. А разве это дорога, через занюханную Обуду? Извольте вообразить, совсем ведь другое дело, когда иностранец Будапешт отсюда увидит, а не от погоста да от цыганских хибар. Вот и эти с тонким расчетом здесь строятся, — показывал он на участок, где лежал кверху брюхом хромой. — Девять комнат будет в доме и зимний сад…» И если клиент с недоверием поглядывал на подозрительно маленький фундамент, Даниель тыкал пальцем в Лайоша: «Вот, извольте хоть этого молодого человека спросить. Великолепная будет вилла, полный комфорт, какой-то госсекретарь или кто-то такой строит». Даниель очень заботился о том, чтобы выглядеть в глазах зрителей этаким не испорченным цивилизацией, исконным венгерским крестьянином, который и знать не знает, что такое ложь. «Уж я все напрямик говорю, как есть, уж не извольте сердиться за мою мужицкую прямоту», — вставлял он в свои объяснения фразы, которыми в радиопостановках выражаются неиспорченные и простоватые деревенские старики. Клиенты выслушивали Даниеля и, поковыряв носком ботинка землю, шли восвояси. «Ну что, купили?» — спрашивал Даниеля хромой. «Как же! Тебе легко зубы скалить, лежа на травке. Сам бы попробовал за полчаса столько наврать! Да ведь это такой народ: каждую кочку обнюхает, прежде чем раскошелится». — «Куда выгодней было б и вам кирпичи таскать да бастовать, вот как мы». — «Ну уж нет! — отвечал Даниель. — Если я за год всего-навсего четыре участка продам, мне и тогда расчет есть. Знаете, сколько я за один участок комиссионных получаю? Сто шестьдесят пенге! — гордо сказал он. — И тачку ни разу поднять не приходится — сгреб деньгу в карман, и готово». Оба поденщика взглянули на старика с уважением: сто шестьдесят пенге — деньги невероятные. «В конъюнктуру и я брал по сорок пенге за костюм», — вздохнул хромой. «Вон поглядите-ка: желтый дом на горе, участок семьдесят сажен. Триста пенге мне за него полагалось; да только тот, кто купил, сказал после: и вы, говорит, хотите еще, чтоб я вам комиссионные заплатил? Да ведь я тогда соучастником преступления стану, вы незаконно ведь продажей недвижимости занимаетесь. Ну, тут я разозлился. А вы, спрашиваю, не побаиваетесь переселяться сюда? Окраина все ж таки, место пустынное… И так ему в глаза посмотрел, что один процент он все же мне выложил. Но попомните мое слово, одним процентом ему дело не обойдется». «А эти?» — показал Лайош на их участок. «Эти? — Даниель растянул рот в широкой улыбке, показав желтые редкие зубы. — Эти овечки. Пока они дом свой закончат, у них и подушку утащат из-под головы. Бабенка эта так суетилась, так пыжилась, что она и такое условие ставит, и такое, а сама даже не посмотрела в кадастровой книге, выделен ли участок. Самой и пришлось в городской управе хлопотать насчет всего массива. Вы и понятия не имеете, что это за волокита. А мы себе не давали согласия на раздел, пока не получили сполна всю сумму. Только после этого, через полгода, и взяла она свой участок. А я-то ее нахваливал! Мол, такой умной женщине, как вы, барыня, это дело — раз плюнуть: улыбнетесь тем господам в управе — и готово. Ну и злилась же она на меня… Если б всех господ можно было так же за нос водить, вам бы и бастовать не понадобилось». И еще раз показал желтые свои клыки.

У Лайоша эти слова надолго застряли в мозгу. Барыня являлась на участок каждый второй день. Однажды она привела с собой крепкую, упитанную дочку. Лайош не забыл, что говорил ему маленький человечек, коммунальный рабочий, возле бьющего из трубы фонтана: «Здесь, на горе, постарайтесь себе работу найти, здесь кругом все директора да советники, коли им угодите, рано или поздно пристроят вас на должность». Вот бы попробовать этой барыне угодить — уж так бы поблагодарил он того мужичка за хороший совет. Но пока здесь был хромой, Лайош не решался говорить с барыней, лишь слушал, как тот обнадеживает ее высосанными из пальца вестями о скором конце забастовки. Однако через неделю хромому наскучило сидеть в сторожах, и на несколько дней он уехал-таки к жене, пообещав, что в субботу отдаст Лайошу часть недельного жалованья, раз уж тот сторожит вместо него. Но Лайош сам готов был заплатить тому что-нибудь из тех пяти пенге, что сестра передала ему с Водалом, лишь бы остаться наконец одному. Он хорошо рассмотрел соседний участок, там меж миндальными и абрикосовыми деревьями возвышался господский дом с широкой террасой, где бегала девочка в мягких туфлях и белых коротких штанишках; ниже стоял, окруженный узенькой клумбой с дельфиниумом, домик Даниеля, маленький, как рулевая рубка на дунайских пароходиках; перед домиком, уткнувшись в книгу, сидел сын Даниеля, подросток с веснушчатым длинным лицом, да жена Даниеля, склонившись над корытом, напевала и брызгала мыльной пеной. На дельфиниумы прилетали пчелы с дальнего, уходящего в гору края участка. Домик этот, погруженный в цветы и деревья, в мелькание бабочек и жужжание пчел, вместе с мальчиком, не отрывающим глаз от книжки, прочно завладел сердцем Лайоша. Если б ему жить вот так же в саду, при господской вилле! Дядя Даниель научил бы его обрезать деревья, опрыскивать саженцы по весне; Лайош накупил бы себе книг, как тот малый, и сидел бы, поглядывая на девочку в белых штанишках! Ему хотелось расспросить Даниеля, есть ли уже у новых владельцев садовник, однако он чувствовал, что этими планами пока ни с кем не стоит делиться. Вдруг, скажем, у Даниеля есть знакомый, который как раз ищет место, и Лайош лишь заставит соседа поторопиться. Лучше разузнать это у самой хозяйки.