Манес Шпербер - Как слеза в океане

Йозмар со все возрастающим вниманием следил за Андреем, который после этих слов вскочил, точно намереваясь уйти, но остался стоять — бледный, недвижимый, опираясь руками на стол.

— Видишь, Боцек, все подняли руки, даже Бранкович. Было бы очень печально, если бы ты этого не сделал. Оппозиции больше нет, не забывай об этом, и новой не должно быть. Или ты хочешь стать врагом?

Зима встал, медленно подошел к Андрею и, тихонько отделив одну его руку от стола, поднял ее. Андрей не опустил руку; только покраснел и отвернулся.

— С тех пор как я стал революционером, я в первый раз поступаю против совести, с тех пор как я ушел из дома, я в первый раз покоряюсь. Этого я, наверное, не прощу себе никогда в жизни.

— Не надо, Андрей, у тебя вся жизнь еще впереди и думать об этом будет некогда, — сказал Зима, положив руки ему на плечи и почти обнимая его.

Андрей медленно повернулся и произнес, обращаясь не к Зиме, а куда-то в сторону:

— Хотел бы я, чтобы она была уже позади.

Собрание продолжалось, оно затянулось далеко за полночь.

Наконец Андрей увидел мол. Там были три лодки, зачаленные цепью. Если ему не удастся уговорить рыбаков, если придется долго объясняться с ними, он пропал. Он свернул с тропинки и стал торопливо спускаться по извилистой улочке. Бежать нельзя — это может вызвать подозрение, но на счету каждая минута, поэтому надо спешить.

— Свези меня на побережье. Мне срочно нужно на ту сторону.

Человек долго смотрел на него и наконец ответил:

— Через пятнадцать минут подойдет катер, на нем ты доберешься быстрее, чем на лодке.

— Знаю, но мне не нужно в гавань, ты высадишь меня вон там, напротив. — И Андрей показал рукой. Рука дрожала, и он побыстрее опустил ее.

— У меня семья, и семья большая. Если меня заберут жандармы, пострадает много невинных людей.

Значит, он все понял; может быть, он даже узнал Андрея. Возможно также, что рыбаки знали о приезде полиции на остров и о том, что его разыскивают.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Андрей.

— Да, знаю. Я никогда не делал тебе зла. А ты пришел и хочешь меня погубить. Меня-то за что? Я — бедный рыбак, оставь меня в покое. Уходи, говорю тебе.

— Если ты не перевезешь меня сейчас же, меня схватят. И убьют. Весь остров, вся страна узнает, что ты мог меня спасти, что ты меня им выдал.

Андрей прыгнул в лодку и начал разматывать цепь; потом вытянулся на дне лодки и накрылся сетями.

— Боже, за что мне такая напасть! Я ни в чем не виноват. Я-то тебя спасу, а вот ты меня погубишь, — говорил рыбак, заводя подвесной мотор. Двигались они быстро; рыбак то и дело оборачивался к острову, но больше не проронил ни слова. Только когда они подошли к берегу, он сказал: — Все это бесполезно: вот ты вовлек меня в беду, но тебе-то это не поможет. От жандармов не уйдешь. Они имеют право причинять зло, когда захотят. Поэтому они так сильны, а мы для них — жалкие черви под ногами. Господи, зачем только ты заговорил со мной? — И так как Андрей ничего не отвечал, рыбак добавил: — Мне всю жизнь не везет. Когда с какой-нибудь крыши падает камень, то он всегда дождется, пока я пройду мимо, потому что ему нужна именно моя голова. Мать всегда мне так говорила.

Почувствовав толчок, Андрей отбросил сети и приподнялся. Поблизости никого не было, он встал и прыгнул на берег.

— Денег у меня немного. Но тем, что у меня есть, я поделюсь с тобой.

Рыбак отказался:

— Я сделал это не ради денег. Я сделал это, потому что я дурак. А дураку плата — тумаки.

— Ладно, кончай ныть. Потерпи немного, вот мы возьмем верх, тогда и ты сможешь гонять жандармов, как зайцев, и убивать их, как крыс.

— Мы, рыбаки, хотим ловить рыбу и жить спокойно, а не гонять и убивать кого-то. Иди уж, заяц, и не возвращайся подольше. Нам и без вас тяжко приходится. Храни тебя Бог!

Андрей пробрался через кустарник и быстро направился к лесу. Завидев дорогу, он пригнулся, чтобы его не заметили. Надо было считаться с тем, что самое позднее через полчаса они нападут на его след. Чтобы пройти через лес, понадобится часа полтора, и тогда он окажется в небольшом портовом городке, где надежные люди сумеют его укрыть. А ночью он доберется до большого порта. Там-то уж он найдет возможность уехать за границу, как решила партия. Он хорошо сознавал опасность, но страха больше не было. От этого он снова ощутил усталость — ночью-то он не спал. Стоило ему прилечь, не закрывая глаз, как он начинал слышать подозрительные шаги, постепенно приближавшиеся к нему полукругом. На этот раз они хотели наверняка быть с добычей, поэтому их собралось так много. Именно поэтому от них можно уйти.

Но он очень устал. Хотя было еще раннее утро, сирокко [2] Сирокко — знойный, сухой ветер. быстро накалял воздух. Андрей решил не отдыхать, пока не окажется в безопасности, у товарищей. Но, подумал он, минут пять-то можно посидеть. Долго сидеть опасно, кто-нибудь может пройти по лесу и увидеть его. Поэтому он лег на живот, подперев голову локтями. Он прислушался, но все было тихо. Даже птицы не пели.

Когда он проснулся, оказалось, что он проспал все утро; он даже испугался — они легко могли поймать его, потому что для беглеца нет большего предателя, чем сон. Однако теперь он чувствовал себя отдохнувшим, и это было хорошо; но он испытывал также голод и жажду, и это было плохо. Он вскочил на ноги и зашагал прочь.

Из лесу он вышел раньше, чем ожидал. Но городка не увидел — он сбился с пути. Перед ним снова лежало море; чтобы добраться до малого порта, нужно было снова брать лодку или идти по дороге вдоль побережья, которая просматривалась со всех сторон. А людей на дороге всегда много: крестьянки возвращаются с базара, в порт едут телеги, груженные фруктами. Хотя на Андрее были только брюки и рубашка, но выглядел он по-городскому, поэтому не мог смешаться с крестьянами.

Выходить из лесу было опасно. Но и оставаться тоже не стоило, потому что рано или поздно они найдут его и здесь. Они уже, вероятно, вызвали подкрепление, чтобы прочесать лес, да и собаки у них, наверное, будут. Значит, надо немедленно уходить, все равно куда, но лучше — в глубь страны, подальше от этого мыса, в горы, а оттуда снова спуститься к морю, но уже с другой стороны, там, где недалеко находится большой портовый город.

Он шагал широко и сильно, но голод все сильнее давал себя знать, хотя пока и не мучил его. Ягоды, которые он срывал на ходу, утолили только жажду.

Когда он снова вышел из леса, солнце вовсю жгло скалы — наверное, был уже полдень. Он поднимался все выше, теперь его видно отовсюду, даже сверху, оттуда, где стояла часовня. Но ниоткуда не доносилось ни звука, слышны были лишь его собственные шаги. Когда он добрался до часовни, ему наконец стало ясно, где он. Часовня стояла как раз на полпути между двумя деревнями, одна из которых была — Телец. Выходит, подумал он, ноги сами принесли его сюда, к Любе. Ее деревня находится за Телецем, в сторону моря. Карел не велел ему заходить в эти края и предостерегал от прощания с «бабами». Уедешь, говорил он, сможешь вызвать к себе кого захочешь, это несложно.