Любовь Тильман - Случайные мысли

− А чем докажешь?

− А разве реальность такою бывает?

− Не знаю, реальность бывает всякой. А у тебя есть документы?

− Какие документы?

− Ну, что ты – это ты.

− Ты впусти меня. Я наполню для тебя купель с чабрецом и мятой, постелю постель лебяжьим пухом и нежными ветерками с летнего соснового леса и луга, разомну твои усталые плечи…

− Это всё только слова. А вдруг ты страшная Сказка, и ворвёшься ко мне воющими ветрами, цунами, отвратительными разбойниками и ужасными хищниками…

− Но как ты узнаешь об этом, не впустив меня в своё сердце?

− А зачем мне об этом знать? Уходи! Шляются тут всякие, только покоя нормальных людей лишают.

− Но я ведь твоя сказка. Куда же я пойду?

Ни слова не прозвучало в ответ. И в сказке появилась новая страничка – печальная.

Он знал и не знал, что такое – осень. Это было нечто близкое по времени, и такое же далёкое для понимания. Ему говорили: «Потом будет зима, но ты уже не сможешь её увидеть, зимой все листья и цветы умирают». Было любопытно – какая она – зима? Он понимал – страшная, нечто ужасное! И всё равно ему было жаль, что он не увидит её. Содрогался от ужаса… и жалел.

Осень тоже была страшной, она несла смерть. Смерть он видел. Видел с самой ранней весны как желтели и осыпались, недавно ещё зелёные, спешившие жить, листочки.

«Не надо было быть такими любопытными и хватать всё подряд…» – шептались листья вокруг. «Но тогда невозможно понять мир, в котором мы обитаем!» – звучали отдельные голоса. «А зачем его узнавать?! – протестовали листья. – Питайся и живи себе! Что эти знания?! – Ничего кроме горя и печали не несут они. Что за странная идея – дать Земле больше кислорода?! И кто оценил это?! Кто вспомнит о них?! Они сгорели, даже не отбыв среднего возраста нормального листа! Жизнь беспамятна на добро! Вот если бы они отравили кого своими ядами, тогда бы их и запомнили, как анчар».

Он слушал эти разговоры, трепеща на ветру, и сам не мог себя понять. Он тоже жил на износ. Он тоже стремился насытить мир кислородом. Но почему-то был наивно уверен, что доживёт до самой глубокой осени. А вдруг осень – не смерть, а, и в самом деле, только перерождение – убаюкивал он себя. В перерождение верили многие. Говорили, что когда старый лист засыхает, его Душа переходит в молодую почку у основания черенка, и весной оживает, просыпаясь в новом листочке, а на землю падает только пустая, ничего не чувствующая, оболочка.

Верил ли он в это? Верил! Но знал, что это будет уже не он – а совсем другой листок, со своей собственной жизнью, своим мироощущением и своим самосознанием. А его уже не будет. Иначе он бы помнил все прошедшие жизни всех своих предшественников, а он ведь ничего не знал о них, совсем ничего. Иногда приходили странные, почти реальные сны. Но и только. Он смирился. Это было грустно. И он предпочитал не думать об этом. И старался искать радость в обыденных вещах: солнечных лучиках, капельках дождя, востребованности испускаемого им кислорода.

Когда он видел, как дышат, благодаря ему, жуки, бабочки, улитки, листом овладевало непонятное чувство удовлетворения. Правда они платили чёрной неблагодарностью, причиняя боль и разрушения своими укусами. Но так уж устроен этот мир. Он уже давно перестал обижаться на них, только ещё иногда удивлялся.

И вот она наступила – осень. Только совсем не так, как он ожидал, а тихо и незаметно. Не было ни борьбы, ни противостояния, ни выбора… Она действовала исподтишка, изнутри. Его предавало собственное тело… Он ещё мечтал, привычно строил планы, в нём ещё бурлили любопытство к жизни и её радость, а клетки тела уже отмирали, одна за другой, переполняясь шлаками. Он только отмечал, как всё труднее становится дышать и исполнять задуманное, и как, то тут, то там, появляются новые рыжинки.

Листик и не заметил, как подломился черенок, только неожиданно почувствовал кружение. Сначала он даже не понял, что произошло, а потом – острой болью и невысказанным ужасом – пронзило безысходное: «Всё! Я умираю! Всё!». Нет, он не был пустой оболочкой. Уже обречённый, лежал лист на грязной пыльной дороге и всё ещё думал, всё ещё на что-то надеялся.

– Смотри, какой листок, постой, сфотографирую. Так. Хорошо. Теперь, с другой стороны. Переверни его!

Два горячих щупальца прожгли его насквозь. «Отстаньте, и без вас тошно» – мелькнула, затихая, мысль. И он, из последних сил, перевернулся обратно, тыльной стороной к солнцу, пытаясь защитить последние живые клеточки своей уже ушедшей жизни…

Мы живём вчетвером – я, муж, сын и дочка. Мы с мужем работаем, сын – студент, а дочка учится в пятом классе.

Несколько лет назад, мои мужчины, ввели поочерёдные дежурства на кухне, чтобы высвободить мне время для подготовки диссертации. Но мера оказалась чисто теоретической. Мужа целиком поглощает работа: доработки, подработки, собрания, заседания, совещания…, а сын по вечерам бегает в бассейн. В результате, в те нечастые вечера, когда я занята, Юлька жарит себе яичницу и, усаживаясь перед включённым телевизором, начисто забывает про уроки.

Мне надоело, каждый день, после работы, мотаться по продуктовым магазинам, а затем, нагруженной как вьючный ишак, сломя голову мчаться домой, возиться на кухне, разбираться с Юлькиными уроками, пытаться, хоть как-то, привести в порядок квартиру и только после этого, падая с ног от усталости, ещё полночи корпеть над диссертацией. Тем более, что как бы вкусно ни старалась я приготовить ужин, ни муж, ни сын не ценят этого – вяло ковыряются вилками, ссылаясь на усталость.

«Всё! – сказала я себе. – Надо эмансипироваться самостоятельно. Если сам себя не эмансипируешь, никто тебе не поможет».

Утром, я объявила домочадцам, что вернусь домой поздно, поскольку меня попросили провести дополнительные вечерние занятия. Муж тут же отпарировал, что с удовольствием подменил бы меня на кухне, но, к его великому сожалению, у него вечером семинар. «Мама, папа, – сказал с искренним возмущением Сашка, – не хотите же вы, чтобы я пропускал занятия по плаванию, да ещё чуть ли не перед самыми соревнованиями?!». Мы с мужем переглянулись. Следующей в «хор» вступила Юлька со своей неизменной арией: «Ну что ж, я опять буду кушать яичницу», – сказала она грустным, покорным голоском, но глаза её при этом сверкали в предвкушении бесконечных телевизионных программ.

Вечером, сидя с подругой в ресторане, мы обсуждали насущные проблемы. Что делать? Как повернуть колесо семейного быта вспять. И тут!!! Я увидела его . Весь какой-то очень чистенький, подтянутый, ухоженный, он стоял в проходе с товарищем, выискивая, куда бы сесть. Когда наши глаза встретились, мы, как будто поражённые магнетизмом, уже не могли отвести взгляд друг от друга. Ни минуты не колеблясь, он направился прямо к нашему столику, и я не могла ему отказать. Лангет и картофель фри оставались на тарелке не тронутыми. Я не могла отвести взгляд от своего соседа.