Джин П. Сэссон - Мольба Мариам

Я знала Амину с самого детства и всегда восхищалась ее привлекательной внешностью и ярко-зелеными глазами. Однако с отцом ей не повезло. Шер не позволял своим дочерям учиться и получать образование. Он воспринимал их как собственность, которой можно было торговать, и продавал их, когда они были еще совсем юными. С Аминой он обошелся ничуть не лучше, чем с бабушкой Майаной.

В женском вопросе время словно остановилось в Афганистане.

Помню, как мы вошли в унылое помещение, где нас ожидала Амина. Бедняжка лишилась своей красоты, хотя я сразу узнала ее по зеленым глазам, которые теперь горели диким огнем. Я даже не успела поздороваться, как она, плача, бросилась осыпать меня поцелуями.

Я смутилась, так как она слишком демонстративно проявляла свои чувства и не владела связной речью.

— Что случилось? — спросила я маму. — Я не понимаю ее.

Лицо мамы заволокла печаль:

— Мариам, муж Амины бил ее по ушам и причинил ее слуху такой вред, что она теперь живет в беззвучном мире. Она оглохла.

Я пришла в такую ярость, что решительно заявила:

— Если мой муж станет меня бить, я сама оторву ему уши!

Я знала о том, что многие афганские мужчины жестоки, но наивно полагала, что если дать им сдачи, то все можно уладить. Думаю, я так считала, потому что жила с мягким и нежным отцом, который никогда не поднимал руку на свою жену и дочерей.

— Так, значит, Амина не сошла с ума? — изумленно спросила я, недоумевая, зачем ее тогда заперли в сумасшедшем доме. Некоторые его обитатели так громко кричали, что их крики даже проникали сквозь толстые стены туда, где мы находились.

— Нет, Мариам, Амина не сумасшедшая, — печально улыбнулась мама, — хотя она очень расстроилась, когда ее муж взял вторую жену. А когда она начала протестовать, муж избил ее. И тогда Амину поместили сюда, чтобы за ней не надо было ухаживать.

До меня донеслись новые отчаянные женские голоса, взывающие о помощи, и я вздрогнула. Скольких здоровых женщин поместили сюда неудовлетворенные мужья? Неудивительно, что моя бедная кузина стремилась сбежать из этого жуткого места.

Мы осторожно усадили Амину рядом со мной на заднем сиденье машины. Я старалась не смотреть на печальное зрелище, которое представляла собой моя когда-то красивая и оживленная двоюродная сестра, однако отвести взгляд от страдальческого выражения ее лица было довольно трудно. Она провела в психиатрической больнице полгода, и за все это время персонал ни разу не позволил ей принять ванну или вымыть голову. От нее так пахло, что этот запах тут же заполнил нашу машину, а кожа была такой грязной, что выглядела гораздо темнее привычного оливкового цвета. Волосы Амины свалялись в колтуны. Платье было грязным и рваным.

Когда мы добрались до дому, мама провела Амину в ванную и позволила мне остаться с ними, пока она раздевала и мыла мою двоюродную сестру.

Амина прожила с нами месяц, но с каждым днем ей становилось все хуже и хуже, так как она тосковала по своему маленькому сыну и крохотной дочке и опасалась, что вторая жена ее мужа жестоко с ними обращается. Ее дети должны были разделить ее судьбу — ни на что не годной женщины, которую можно было содержать лишь в сумасшедшем доме. Никто не мог защитить ее детей, даже ее могущественный отец, придерживавшийся традиции, что после замужества дочь переходила в полное владение мужа, и тот мог поступать с ней как заблагорассудится. К тому же, зная отношение Шер-хана к женщинам, можно было не сомневаться в том, что он и думать забыл об Амине.

Через месяц родители неохотно согласились отвезти Амину к ее мужу и его новой жене. Его отношение к ней не изменилось в лучшую сторону. При виде Амины он зарычал и тут же поднял на нее руку. Он наверняка снова избил бы ее, если бы рядом не было моих родителей.

У меня сердце кровью обливалось при мысли, что нам придется оставить Амину в доме ее мужа-злодея. Но бедняжка ничего не могла поделать, так как любила своих детей. Позднее мы слышали, что ее жизнь представляла собой череду побоев и оскорблений, но ничто не могло заставить ее бросить беспомощных детей.

Во время этой драмы родственники моей матери получили приглашение на пиршество, которое устраивалось в доме свекра Амины. Он был состоятельным землевладельцем, и все знали, что он владеет одной из самых красивых ферм под Кабулом.

Ферма действительно была очень красивой: повсюду бежали ручьи и росли огромные деревья. Он гордился своим фруктовым садом и настоял на том, чтобы мы прогулялись и собрали корзины персиков и абрикосов.

Он объявил, что пиршество организовано в честь Хассен — семьи моей матери. Я быстро обратила внимание на то, что вокруг были одни мужчины, но, когда спросила, где же женщины и девочки, все уставились на меня с изумлением. Кто-то прошептал, что «его женщины» заперты в доме за высокими стенами. А когда я поинтересовалась, почему женщины не участвуют в празднике, кто-то рядом со мной пробормотал: «Добро пожаловать в настоящий Афганистан, девочка». Я поняла, что имеется в виду: женщин, живших за пределами городов, почти никогда не показывали чужакам, даже если они были дальними родственниками.

Мама и ее сестры захотели поболтать с женщинами и после пиршества направились к большому дому. Там нас ожидали большие сюрпризы. Навстречу вышла старшая дочь хозяина, которая оказалась на удивление разумной и решительной.

— После того как я видела, как отец обращается с моей матерью и другими своими женами, я решила, что буду бороться за свои права и никогда не выйду замуж, — сообщила она нам.

Моя мать и тетки казались шокированными столь дерзкими речами, однако я чувствовала, что поступила бы так же, окажись в ее положении. Но вскоре в гостиную вышла ее мать и две других жены ее отца.

Эти бедные женщины выглядели старше, чем моя бабушка Майана в день своей смерти, хотя все они были ровесницами моей матери. Но самое ужасное заключалось в том, что все три передвигались, согнувшись пополам, глядя в пол и ощупывая предметы, чтобы не споткнуться.

Вначале я решила, что они тройняшки, родившиеся с одним и тем же врожденным дефектом.

— Знаете, что случилось с этими милейшими женщинами? — спросила старшая дочь хозяина дома.

Никто не ответил.

— Это сделал мой отец, — пояснила она. — Всякий раз, когда одна из этих женщин рожала, он приходил в ярость и заявлял, что они нарушают его покой своими криками. Он врывался к ним в комнату и, не обращая внимания на их страдания, кричал, чтобы они заткнулись. А если им не удавалось сдержать стоны, он принимался пинать их до тех пор, пока они не замолкали.

Во рту у меня пересохло.

— Вы не знали, что таким образом он отправил на тот свет пять своих жен? — продолжила девушка.