Виктор Колюжняк - В раю был дождь, ворона и пулемет

В раю был дождь, ворона и пулемет. А ещё Пётр.

Дождь лил, не переставая, то усиливаясь, то становясь еле заметным. Пётр тихо ругался и периодически стряхивал воду с брезента, укрывавшего пулемет. Грязь под ногами противно чавкала. Ботинки давно промокли, а других не было.

Пулемет, несмотря на дождь, работал исправно. Верный, пристрелянный друг. Без него было бы совсем худо. Пётр старался не думать об этом.

Ворона приносила пули. Летала над мертвыми, высматривая блестящие комочки свинца, и складывала к ногам Петра. Тот переплавлял их, не забывая орошать святой водой и карябать крестик, хотя точно знал, что это не поможет.

Ничего не помогало.

Мёртвые стояли у ворот рая и ждали неизвестно чего. Просто стояли. Молча и не двигаясь. Петр спрашивал, что им нужно — они не отвечали. Он кричал, бранился, отправлял их домой — без толку. Повесил табличку «Бога нет», но мертвые не ушли. Потом он начал стрелять. Просто так, от безысходности.

Пули опрокидывали мертвых, и они оставались лежать. Задние ряды вставали ровно на то место, где пали их товарищи. Всё вновь замирало.

Пётр ругался, пулемет стрелял, дождь лил, ворона приносила пули. Ничего не менялось.

А потом он просто устал.

Постоял в очередной раз возле двери, не смея войти. Постучал несколько раз, прислушиваясь к малейшему отголоску — ничего, кроме шума дождя. Робея от собственной наглости, отворил дверь в чертоги Господа и никого не увидел.

Грязные потеки на белоснежных стенах, поблекшая позолота, вспучившиеся пузырями картины, паутина в углах. И никакого Бога. Никого.

Пётр обошёл комнату и встал напротив креста, свисающего на цепях пред окном. В то время, когда здесь ещё было кому распускать слухи, говорили что это тот самый.

Привратник встал на колени и преклонил голову, откинув капюшон плаща. Прошло несколько томительных минут, вполне достаточных, чтобы зов достиг Господа, где бы тот не оказался.

Шумел дождь.

Пётр, осторожно ступая, прошел к дверям. Обернулся, разглядывая свои мокрые следы, и почувствовал лишь пустоту. Он аккуратно притворил за собой дверь и вышел. Крылья выбились из — под плаща и теперь мокли под дождем. Пётр расправил их, но тут же спрятал назад.

Он прошел к воротам и долго смотрел одному из мертвых в глаза. У него не было губ — это казалось странным. Лицо есть, а вместо губ — провал, с желтыми зубами.

Капля упала на лицо мертвеца и покатилась, словно слеза. «Может это и есть знак?» — спросил сам себя Пётр, но ответа он не знал.

Хотелось чего — то такого, чтобы всё сразу стало понятным. Нужно было какое — то руководство к действию. Призыв.

«Слеза мертвеца — это знак?» — ещё раз спросил Пётр.

Вторая капля упала совсем рядом с первой и тоже покатилась вниз.

Пётр посадил ворону на плечо, подхватил пулемет и вернулся к воротам. Снял табличку, которую он написал для мёртвых и внес необходимые исправления.

Когда он вышел из рая — мертвые расступились, давая ему дорогу. Не оборачивались, не смотрели в спину, а просто сделали шаг в сторону. Половина в одну, половина в другую — вот и дорога.

На воротах осталась висеть табличка «Никого нет».

Маленькая тучка отделилась от своих и зависла над Петром.

В раю по — прежнему был дождь, ворона и пулемет. Только теперь Пётр сам стал раем.

Он шёл, а они не кончались. Мертвые не кончались и не повторялись, во всём своём разнообразии. Одетые, в лохмотьях, голые. Выглядевшие живыми, недосчитавшиеся конечностей, но упорно стоявшие, словно ничего не происходило. Тех, у кого не было одной ноги — поддерживали соседи. Те, у кого двух — стояли на коленках или прямо на обрубках, застыв в невозможной для живых позе. Изредка встречались те, кто нес в руках чужие головы.

Вскоре мертвые начали разговаривать. Обмениваться друг с другом ничего не значащими фразами.

— Привет! — кричал один, размахивая рукой.

— Салют — салют! — отвечал другой, почему — то стоя спиной.

— Как живешь?

— Машину купил?

— Жена у тебя красавица.

— Молодец, неплохо поднялся.

— Похудел — то как.

— Ну, ты заходи, не забывай.

Они стояли на одном месте. Двигались только руки и губы. Голоса были необычайно живыми. Их было приятно слушать, с ними хотелось разговаривать, общаться, упиваться — но мертвые не замечали Петра. И друг друга тоже. Общий хор голосов складывался в подобие пустого трёпа, но он был искусственен и оттого мёртв.

Не всегда умирают телом, иногда смерть забирает дух, насмешливо наблюдая за долгой агонией.

Петр простоял минут пятнадцать. Потом развернул брезент и достал пулемет. Плащ упал на землю, крылья освободились, Пётр взмыл в небо.

Он стрелял, пока патроны не кончились, и ещё минут пять после. Уже одними проклятьями, которые вырывались из нагретого ствола, вспыхивая снопом искр, и тоже разили без промаха.

Ворона каркнула, когда он опустился, и вернулась на плечо. Пётр сел на плащ и долго наблюдал, как над раскаленным пулеметом поднимается облачко пара.

Рядом стояли другие мертвые. Сделав несколько шагов, втаптывая павших, они вновь принялись за свою болтовню.

— Вот ты учудил, конечно.

— Сам знаешь, как оно бывает.

— Да ладно, можно подумать ты не изменял.

— Офигенски всё прошло, скажу я вам.

— Жуй — жуй, пока дают.

— Ну и ржачный ты тип.

— Займи денег, а?

Пётр слышал только дождь и был очень благодарен ему за это.

Пулемет он оставил, набросив сверху брезент. Выплавлять пули больше было негде. Мёртвые перестали говорить и молчали под аккомпанемент дождя. Странная немая музыка, от которой по телу бежали мурашки, а перья на крыльях топорщились, пытаясь сбросить плащ.

Теперь ворона приносила ему глаза.

Небывало — красные, как на фотографиях. Испещренные кровяными прожилками, будто зрачок лопнул и теперь вытекает.

Задумчиво — синие, окаймленные белым. Кусочек неба, окруженный облаками. Такие глаза смотрели куда — то мимо, не видя Петра, мертвецов и вообще ничего.

Переполненные ненавистью черные. Он ощущал злобу, которая таилась в них. Тихий шум проклятий врывался в голову. Неуютные глаза.

Песочно — желтые. Пропахшие ненавистью, потом и раскаленной славой. Пётр не мог понять достигли ли они того, чего желают или не успели.

Затягивающе — зеленые. Погружающие внутрь себя, как в болотно — колдовской водоворот. Секреты тайных зелий мелькали внутри глаз.

Пётр внимательно всматривался в каждый принесенный вороной шарик, но не видел ни тени жизни. Лишь посмертие и затаенная тоска по несбывшемуся и потерянному.

Ему захотелось найти зеркало и посмотреть в свои глаза. Когда — то они были белыми, словно у слепца, который видит иначе, чем другие и оттого замечает больше.