Дафна Дю Морье - Полет Сокола

А что дальше? Где разгадка преступления? Причина ограбления? Полиция никогда не узнает, что вскоре после полуночи некто вложил в руку жертвы купюру достоинством в десять тысяч лир. Деньги истрачены, они успели перейти от вора и убийцы в десятки рук. Вора и убийцу никогда не поймают. Как и того, кто вложил деньги в руку убитой. Оба они должны нести бремя вины.

Когда я вернулся в библиотеку, секретарша и другие сотрудники уже давно вернулись с перерыва. Было около трех часов. Все уставились на меня, будто знали, что я побывал в часовне Оньиссанти и с какой целью.

Как ни в чем не бывало я подошел к книжным полкам и занялся разборкой немецких книг, хоть и без прежнего интереса. Лицо покойной Марты, за последние три дня отступившее в тень, вновь стояло передо мной. Сомнений не оставалось. Но мучила меня не та Марта, которую я знал в прошлом, а лежащая как груда тряпья пьяная старуха, какой она стала. Откуда этот кислый, затхлый запах? Марта… такая опрятная, чистоплотная, вечно что-то стиравшая, гладившая, складывавшая чистое белье, прибиравшая в платяных шкафах? Ответить на мой вопрос могли только двое — сапожник и его сестра. Конечно, они все знают. Они могли бы во всех отвратительных подробностях, год за годом пересказать мне историю ее падения.

Разумеется, то была наша вина. Моей матери и моя. Мы могли бы написать ей из Турина. Я мог бы написать. Навести справки. А потом из своего генуэзского агентства позвонить в Руффано и попросить предоставить информацию. Я этого не сделал. Прошло двадцать лет. И с каждым годом Марта опускалась все ниже.

Около четырех зазвонил телефон. К аппарату подошла синьорина Катти. Несколько секунд звучал ее медоточивый голос, затем она положила трубку.

— Синьору Фосси все еще нездоровится, — отчеканила она, обращаясь к нам. — Сегодня его не будет. Он просил нас оставаться на работе до семи часов.

Тони тут же заявил протест:

— Сегодня суббота. По субботам синьор Фосси отпускает нас в шесть.

— Возможно, — возразила секретарша, — но только тогда, когда он сам здесь. Сегодня это не так. В эту минуту синьор Фосси лежит в постели.

Она снова склонилась над своим гроссбухом, а Тони с наигранным состраданием приложил руки к груди.

— Когда мужчине за сорок, ему следует поумерить аппетит к плотским утехам.

— Когда мужчине под двадцать три, — заметила секретарша, — ему следует хоть немного уважать старших по должности.

Слух у нее был острее, чем я предполагал, сообразительность, видимо, тоже. Каждый из нас четверых вернулся к своим делам, и все мы искренне удивились, когда около семи часов в библиотеку вошла виновница недомогания синьора Фосси. Красный костюм был ей очень к лицу. В ушах поблескивали золотые сережки. На плечи было накинуто темное пальто. Небрежно кивнув секретарше и даже взглядом не удостоив двух младших сотрудников, Карла Распа через всю комнату направилась прямо ко мне.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответил я.

— Как дела?

— Дела отлично.

— Работой довольны?

— После туристов сойдет для разнообразия.

— Так я и думала. Нельзя иметь все сразу. — Что-то тихонько напевая, она подняла глаза на книжные полки. Склонившаяся над столом секретарша словно превратилась в алебастровую статую. — Что вы делаете сегодня вечером? — спросила меня Карла Распа.

— Что делаю?

— Именно об этом я и спросила.

Ее глаза — две горькие миндалины — оценивающим взглядом окинули мою особу. Я пытался вспомнить, кто же: не то птица, не то рептилия пожирает самца после акта любви. И вспомнил — богомол.

— У меня встреча с двумя студентами из пансиона, в котором я остановился, — быстро нашелся я. — Мы вместе перекусим, а потом пойдем в кино.

— Что это за пансион?

— Пансион синьоры Сильвани, — после некоторого колебания ответил я.

— На виа Сан Микеле, двадцать четыре? Так мы же соседи.

— Похоже, что так.

Она улыбнулась. По ее улыбке можно было подумать, что мы ведем какую-то конспиративную игру.

— Удобно устроились? — спросила она.

— Очень удобно. Студенты — славные ребята. Все с факультета экономики и коммерции.

— Экономики и коммерции? В таком случае мне вас жаль. Вы не заснете от шума. Это настоящие гуляки.

— Прошлой ночью они вели себя достаточно тихо, — возразил я.

Она продолжала взвешивать мои pro и contra. Я заметил, что Тони, стоя на лестнице, прислушивается к нашему разговору.

— Где вы собираетесь ужинать? — спросила она.

— Дома, — ответил я. — Кормят просто отлично. — И дабы сделать свое алиби более убедительным, пояснил: — Моих юных друзей зовут Паскуале, Паоло и Катерина Паскуале.

Она пожала плечами.

— Никогда не вступаю ни в какие контакты со студентами факультета экономики и коммерции.

И здесь Тони дал мне подножку.

— Вы сказали, Паскуале? — спросил он, желая проявить самые дружеские чувства. — В таком случае ваше свидание сорвалось. По субботам они всегда уезжают в Сан-Марино. Возвращаясь сюда днем, я видел, как они уезжали. Не повезло!

Он широко улыбнулся и в полной уверенности, что оказал мне услугу, направился в другой конец библиотеки за пальто.

— Отлично, — сказала моя преследовательница. — Значит, вы свободны.

На мгновение передо мной мелькнуло видение больного Джузеппе Фосси, лежащего на одре, но я тут же с облегчением вспомнил, что он на несколько лет старше меня. К тому же не исключено, что все дело в стряпне. На моих губах заиграла улыбка групповода.

— Да, свободен, — пробормотал я. — Мы поужинаем в «Отеле деи Дучи».

Она вскинула брови:

— К чему лишние траты? Кроме того, когда мы освободимся, он уже закроется.

Ее замечание прозвучало довольно зловеще. Оно намекало на изнурительную гонку, даже без аперитива для поддержания аппетита. Я отнюдь не был уверен, что выдержу подобное напряжение и окажусь на высоте. Я не против таких подвигов, но предпочитаю сам выбирать для них время.

— Итак? — спросил я.

Она позволила своему взгляду проследовать за уходящими служащими и синьориной Катти, которая замешкалась в дверях.

— У меня есть план, — вполголоса сказала она.

Мы вместе пошли к выходу. Синьорина Катти, отведя взгляд, заперла библиотеку и холодно простилась. Она удалялась через квадратный двор, и ее каблуки звонко стучали по каменному полу. Моя спутница дождалась, когда последний звук замер вдали. Затем, улыбаясь, повернулась ко мне, и я заметил в ней напряженное волнение; оно исходило от всего ее существа.

— Нам очень повезло, — сказала она. — У меня есть два пропуска в герцогские покои. Я выпросила их у самого председателя художественного совета. Это большая честь. Он очень щепетилен.

Я внимательно посмотрел на нее. Что за поворот? Или я слишком впрямую понял ее выбор вечернего времяпрепровождения?