Морин Джонсон - Пусть идет снег

Еды и правда было много: индюшка с пюре, гарнир, фарш, все как положено. Мама Стюарта выставила все это на стол и настойчиво предлагала мне большую тарелку горячего куриного супа с клецками. К этому времени я уже проголодалась как волк.

В дверях появился Стюарт. Как и я, он был тепло одет: фланелевые пижамные штаны и растянутый свитер. Не знаю… может быть, дело было в чувстве благодарности, может быть, в том, что я радовалась жизни, а может, в том, что у него на голове больше не было пакета… но он показался мне симпатичным, и уже совсем не раздражал.

— Поможешь Джули устроиться на ночлег? — спросила Дэбби. — Не забудь выключить елку в гостиной, чтобы она не мешала ей спать.

— Извините… — сказала я.

Только теперь я поняла, что свалилась им на голову в Рождество.

— Нет-нет, не извиняйся! Я очень рада, что ты пришла! Мы о тебе позаботимся. Не забудь о том, что ей нужно одеяло, Стюарт.

— Будет ей одеяло, — уверил он.

— Да ей же оно сейчас нужно! Посмотри, она же замерзла! Да и ты тоже. Садись здесь.

Дэбби деловито убежала. Стюарт поднял брови, как бы говоря: «Это не скоро закончится».

Вскоре его мама вернулась с двумя шерстяными одеялами и укутала меня в одно из них, темно-голубое, укутала так, что мне стало сложно двигать руками.

— Хочешь горячего шоколада? — спросила она, обращаясь к сыну. — Или супа?

— Нет, спасибо, мам, — ответил Стюарт.

— Домашний куриный супчик не хуже пенициллина, а вы ведь оба так замерзли…

— Нет, спасибо, мам.

Дэбби посмотрела на мою опустевшую тарелку, налила в нее еще супа и поставила в микроволновку.

— Покажи ей, где что у нас находится, Стюарт. Если ночью тебе что-нибудь понадобится, бери, не стесняйся, — обратилась она ко мне. — Устраивайся как дома. Теперь ты одна из нас, Джули.

Я была благодарна за такое отношение, но подумала, что выразилась она очень странно.

Когда Дэбби ушла, мы со Стюартом принялись сосредоточенно уплетать еду в полной тишине. Мне, правда, показалось, что она и не уходила — я не слышала удаляющихся шагов. Да и Стюарт то и дело оборачивался — видимо, он тоже ощущал присутствие мамы.

— Суп восхитительный, — сказала я, потому что подумала, что, если это услышит Дэбби, ей будет приятно. — Никогда в жизни такого не ела. Наверное, это все клецки…

— А, ну ты же не еврейка, да? — сказал он, встал и закрыл дверь. — Это шарики из мацы.

— А ты еврей?

Стюарт приподнял палец, веля мне помолчать. Потом немного повозился у двери, прислушиваясь. Снаружи раздались быстрые шаги, как будто кто-то на цыпочках побежал по лестнице.

— Извини, — сказал он. — Мне показалось, что мы не одни. Мыши, наверное. Да, у меня мама еврейка, так что технически я тоже еврей. Но она любит Рождество. По-моему, она его празднует, чтобы вписаться в общество. Правда, немного перебарщивает иногда.

Кухня была украшена к празднику. Полотенца, магнитики на холодильнике, занавески, скатерть… Здесь все напоминало о Рождестве.

— Заметила искусственный остролист у дверей? — спросил Стюарт. — Если так и дальше пойдет, не бывать нашему дому на обложке «Еврейства Юга».

— Тогда почему…

Он пожал плечами.

— Ну, все же так делают, — сказал он, сложил вдвое еще один ломтик индейки и проглотил его. — Особенно здесь. Не сказать, что тут активная еврейская диаспора. У нас в школе на занятиях по ивриту было всего два человека: я и еще одна девочка.

— Твоя девочка?

По лицу Стюарта словно волна пробежала — он наморщил лоб и скривил рот. Я подумала, что он с трудом сдерживает смех.

— То, что нас только двое, не означает, что мы — пара. Никто же не говорил нам «Ладно, еврейчики! Танцуйте!» Нет, она не моя девочка.

— Извини, — быстро проговорила я.

Я уже второй раз упомянула про его девушку, пытаясь показать свою наблюдательность, и он во второй раз отмахнулся. Всё. Больше ни слова. Ясно же, что он не хочет о ней говорить.

Это было немного странно… с виду Стюарт был из тех мальчиков, которые готовы говорить о своих девушках по семь часов кряду.

— А, ничего. — Он снова потянулся за индейкой. — Наверное, соседям нравится, что мы здесь живем. Ну, мы вроде как украшение этого места. У нас тут есть детская площадка, эффективная система переработки отходов и две еврейские семьи.

— И правда странно, — сказала я, взяв в руки солонку в форме снеговика, — у вас столько рождественских украшений!

— Наверное. Но это же просто праздник, ты же понимаешь? Все настолько понарошку, что ничего такого в этом нет. Мама готова праздновать что угодно. Родственники удивляются, что мы ставим елку, но елка — это же здорово! Она не связана с религией.

— Ну да. А что думает твой папа? — спросила я.

— Понятия не имею. Он с нами не живет.

Стюарта это, похоже, совсем не беспокоило. Он побарабанил пальцами по столу, чтобы закрыть тему, и встал.

— Я принесу подушки и еще одеял, — сказал он. — Сейчас вернусь.

Я встала и прошла в гостиную. Там были две елки: маленькая, у окна, и еще одна, большая, почти трехметровая, в углу; она почти согнулась под весом самодельных украшений, гирлянд и серебристой мишуры.

Чуть ли не большую часть гостиной занимал открытый рояль. На подставке стояли ноты с пометками, сделанными ручкой. Я ни на чем не играю, поэтому мне любые ноты кажутся китайской грамотой, но эти явно были еще сложнее обычного. Кто-то здесь хорошо разбирается в музыке. И этот рояль точно не был «мебелью».

Но сильнее всего мое внимание привлекло то, что стояло на рояле. Деревня Санта-Флоби, обвитая гирляндой! Она была гораздо меньше нашей, но самая настоящая.

— А что это такое, ты наверняка и сама знаешь, — сказал Стюарт, спустившись по лестнице с ворохом подушек и одеял в руках.

Да уж, знаю. У них было пять домиков: кафе «Весельчаки», магазин жвачки, праздничная лавка дядюшки Фрэнка, эльфетерий и кафе-мороженое.

— У вас их, наверное, больше, — сказал он.

— Ну да, у нас их пятьдесят шесть.

Он одобрительно свистнул и потянулся к переключателю, чтобы зажечь в домиках свет. У них не было такой хитроумной системы, как у нас, чтобы включалось все сразу, и поэтому, чтобы домики ожили, ему пришлось щелкать переключателем по очереди.

— Мама думает, что они чего-то стоят, — сказал он. — Обращается с ними как с драгоценностями.

— Все мамы так думают, — посочувствовала я и окинула домики взглядом эксперта. Обычно я об этом не распространяюсь, но по понятной причине о Деревне Санта-Флоби я знала довольно много. — Ну, — сказала я, показав пальцем на «Весельчаков», — вот этот кое-чего стоит. Видишь, он кирпичный, и тут вокруг окон зеленое? Это значит, что домик — первого поколения. В следующем году они покрасили подоконники в черный…