Мулуд Маммери - Избранное

Днем Уали отсыпался, а с наступлением темноты начинал обходить подряд все злачные места города. Вскоре он так прославился своими кутежами, что испугался, как бы полиция не взяла его на заметку, и на некоторое время перестал выходить из дому даже по ночам. К тому же при столь бурном образе жизни он промотал большую часть денег, полученных от Азуау; настало время выполнить поручение до конца, чтобы завладеть остальной суммой.

Однажды вечером, не послушавшись отговоров приятеля Равеха, Уали отправился пешком по дороге к деревне Сиди-Эмбарек. Надо было разведать, в каком направлении ушел Уэльхадж, причем разведать осторожно, чтобы не возбудить никаких подозрений.

На помощь Уали пришел случай: Уэльхадж, на его счастье, задержался в деревне на пару дней, чтобы пополнить запас стеклянных бус, дешевых духов, грошовых зеркалец, побрякушек и всякой дребедени, которой он торговал в отдаленных дуарах [23] Дуар — небольшое селение. пустыни.

Уали еще издали узнал потрепанный бурнус бродячего торговца, его длинные усы, лохматые брови и толстые губы.

Уали испытывал смешанное чувство разочарования, презрения и гнева. Он был благодарен судьбе, что Уэльхадж такое ничтожество: не жалко будет его убивать. Эта встреча оживила в нем воспоминание о Кельсуме, померкшее было во время его распутных похождений в Сетифе. Теперь Уали хотелось поскорее довести дело до конца. Надо только улучить удобный момент и прикончить торговца в каком-нибудь безлюдном месте; после этого можно будет сразу же вернуться к Кельсуме. Уали тоже взвалил на спину тюк с товарами и, выдавая себя за странствующего торговца, пустился бродить по дорогам вслед за Уэльхаджем, от дуара к дуару. Впрочем, такая скитальческая жизнь немногим отличалась от жизни в горах. Одно только было досадно: он не понимал ни слова по-арабски, тогда как этот чертов Уэльхадж говорил с арабами так же бойко, как на родном языке.

Уэльхадж держал путь на Батну, не подозревая, что следом за ним, точно зловещая тень, крадется Уали; преследователь с удовлетворением замечал, что чем дальше они продвигаются к югу, тем пустыннее становится местность. Ждать оставалось не дольше одного-двух дней: скоро Умауш будет отомщен.

Однако вечером того дня, когда Уали пришел к столь утешительному выводу, случилось происшествие, из-за которого чуть было не сорвалось все дело. Когда он проходил мимо одиноко стоявшего шатра, на него набросились три громадных сторожевых пса. Он отбился от них дубиной, но одна из собак ухитрилась укусить его сзади за ногу. Придя в ярость, Уали выхватил кольт и застрелил пса; остальные разбежались. На звук выстрела из шатра выглянула старуха, а за ней молодая смуглая арабка с ослепительно белыми зубами, ярко блестевшими при лунном свете. Увидев убитого пса, женщины начали громко голосить. В страхе, как бы не сбежался народ, Уали щедро откупился от них, и его тут же пригласили поужинать. Старуха даже извинялась, что ему приходится есть в одиночестве: дети спят, а мужчины ушли работать по наряду у какого-то башаги [24] Башага — старший надсмотрщик. , имени которого Уали не разобрал. Он попросился переночевать. Старуха сунула ему рваное одеяло, а он в благодарность отдал ей почти все оставшиеся у него флакончики с духами. За ужином Уали почти не разговаривал из-за плохого знания языка, однако заметил, что молодая смуглянка не спускает с него глаз; он отважился подмигнуть ей, и она ответила. Не прошло и часу, как она украдкой забралась к нему в пустой полуразвалившийся шатер, где его положили спать. Под утро, задолго до рассвета, собаки вдруг громко залаяли, приветствуя вернувшегося хозяина. Утомленный Уали спал как убитый, но Кейра (так звали его случайную подругу), по счастью, сразу же проснулась. Узнав голос мужа, старавшегося угомонить собак, она разбудила гостя, вышла навстречу своему господину и повелителю и отвела его прямо к большому шатру. Уали не стал терять времени и бросился бежать со всех ног, отгоняя собак своей тяжелой дубиной.

Он пустился вдогонку за Уэльхаджем по голой равнине. Уали, никогда не покидавший Кабилии, удивлялся, как могут жить люди на такой бесплодной земле. Он шел по следу целый день, не встретив ни одной живой души, а в сумерки вдруг увидел Уэльхаджа, который располагался на ночлег под открытым небом.

Уали твердо решил нынче вечером застрелить мужа Кельсумы и даже перестал принимать меры предосторожности. Чего ему бояться среди этой равнины, где нет никого, кроме них двоих; у него в руках револьвер, а тот, другой, даже не подозревает, что ему осталось жить всего несколько часов. А аллах? — задал себе вопрос Уали. Ну что ж! Аллах создал нас всех; уж он-то хорошо знает, что лучше умереть, чем жить такой собачьей жизнью, как Уэльхадж.

Уали подошел ближе, даже не особенно стараясь заглушить шум своих шагов. Он торопился еще и потому, что его мучил голод. После скудного ужина в уединенном шатре, где он провел ночь, Уали ничего не ел. Уж наверное, торговец, привыкший к бродячей жизни, захватил с собой припасы.

Подкравшись еще ближе, Уали вынул револьвер, проверил его и зарядил. В эту минуту Уэльхадж достал свечу и зажег ее.

— Очень любезно с его стороны, — пробурчал Уали.

Тут торговец расстелил на земле засаленный бурнус, совершил омовение на плоском камне и начал молиться: «Во имя аллаха». Пока он клал поклоны, Уали навел на него револьвер, прицелился прямо в затылок. «Вот так! — прошептал он. — Но не стану же я убивать его во время молитвы!» И спрятал оружие. От порыва ветра свеча погасла. Уэльхадж, не вставая с колен, продолжал молиться в темноте. Окончив читать суры [25] Главы Корана. , странствующий торговец обратился к аллаху по-кабильски:

— Не разжигай пламя пожара, аллах, не карай сыновей наших и сыновей сыновей наших за преступления, в которых мы повинны. Прости нас и научи прощать тем, кто причинил нам зло. Удостой меня увидеть святилище аллаха в Мекке и смыть с себя кровь, которую я пролил, чтобы защитить свою честь. Отврати от нас горе и беды, что приносят нам женщины, ибо беды эти неисчислимы. Дозволь мне возвратиться целым и невредимым в родное селение, увидеть снова мой дом, моих детей и друзей моих.

Уэльхадж произнес «Аминь», поднялся с колен и снова зажег свечу. Теперь он тихо говорил сам с собою:

— Осел совсем выбился из сил. Столько лет служит мне, бедняга. На, вот тебе охапка сена! Скоро ты околеешь и покинешь меня. А ведь ты всегда был мне верным, бедная скотина… не то что жена моя Кельсума. Эта сука до сих пор жива… долго ли она будет… Вот, бери еще охапку.

Уали думал о Кельсуме, о Даади, о смуглой арабской женщине и многих других…

— Все женщины — потаскухи, — пробормотал он и плюнул на песок.