Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

— А что ты, Анджелло, будешь делать потом, когда тебя выпишут из гарнизонного госпиталя и уволят со службы с желтым билетом? — спросил Прюитт. — Ты же нигде не найдешь работы.

— На прежнее место в магазин Гимбела, конечно, меня не возьмут, да я туда идти и не собираюсь. Я переберусь в Мексику, стану ковбоем.

— Ну, не буду тебя разубеждать. Это дело твое. Желаю удачи, — спокойно сказал Прюитт.

— Не считаешь ли ты меня сумасшедшим? — улыбаясь, спросил Анджелло.

— Нет, нет. Но я бы, например, не мог уехать из родной страны. Мне в ней нравится.

— Мне тоже, — сказал Анджелло. — Я люблю Америку, так же как и ты. П в то же время я ее ненавижу. Что она мне дала? Право голосовать за людей, которых я не могу выбирать? Право работать там, где я не хочу? Нет, я лично этого больше не могу выдержать. С сегодняшнего дня я считаю свой союз с Соединенными Штатами расторгнутым. По крайней мере до тех пор, пока у нас человек не получит возможность пользоваться хотя бы минимумом из того, о чем пишут в школьных учебниках.

— Ну что же. Я могу только пожелать тебе успеха, — сказал Прюитт.

— Я знал, что ты поддержишь меня. Поэтому-то и рассказал тебе все. Теперь у меня больше сомнений нет. Ну, хватит об этом. Пошли обратно на твои нары.

Прюитт посмотрел вслед Анджелло. «Бедная жертва двадцатого века… — подумал он, глядя на жалкую фигуру друга. — И он хочет бежать в Мексику, чтобы стать ковбоем!.. Если бы его отец был часовщиком, пли автомехаником, пли слесарем-водопроводчиком и он, Анджелло, унаследовал бы эту профессию, тогда он больше мог бы рассчитывать па место в обществе. А если бы он был сыном миллионера, то тогда и вовсе все было бы в порядке. Бедный наш Анджелло Маггио! И беда его в том, что он не родился Калпеппером».

— А другие знают о плане Анджелло? — спросил Прюитт у Мэллоя, как только Маггио отошел от них.

— В таком месте секретов быть не может.

— А они не разболтают?

— Нет.

— Ты не пытался его отговорить?

— Нет. Бывают такие дела, от которых не стоит человека отговаривать.

— Верно. Ну пошли.

— Пошли.

Анджелло уже сидел на нарах Прюитта. Сам Прюитт с удовольствием снова залез на нары и закутался в одеяло. Бэрри и остальные заключенные начали шагать из угла в угол. Здесь собрались упрямые, вольнолюбивые люди, готовые бороться за свое достоинство. Большинство из них уже успели немало поездить по стране, поработать на разных работах, и только начавшийся кризис заставил их отказаться от гражданской жизни и вступить в армию. А во время бума они трудились па бумажных фабриках в Северной Каролине, рубили лес в Вашингтоне, выращивали овощи во Флориде, работали па шахтах в Индиане, варили сталь в Пенсильвании, собирали урожаи пшеницы в Канзасе и фруктов в Калифорнии, работали грузчиками в портах Сан-Франциско и Сиэттла, бурили нефтяные скважины в Техасе. Они хорошо знали свою страну и, несмотря ни на что, любили ее. Их отцы и деды, во многом похожие на них, пытались изменить порядки в стране, они действовали организованно, теперь же никакой организации не существовало, да людям и не хотелось вступать ни в какие организации. Это было другое поколение. Разразившийся кризис пустил их в плавание по жизни, оно-то и привело этих людей в армию, как к последнему пристанищу. В армии они снова прошли процесс отбора и оказались сначала просто заключенными, а потом заключенными из второго барака.

Милтон Энтони Уорден, каждый вечер встречаясь с Карен Холмс, больше не задумывался над причинами, побудившими Блюма к самоубийству. Достаточно было самого по себе факта, что это случилось.

Уорден стал встречаться с Карен каждый вечер, после того как освободился от дел, связанных с расследованием обстоятельств самоубийства Блюма. И Уорден и Карен считали послеобеденное время наиболее удобным для встреч. Оба они хотели одного — чтобы свидания их были регулярными и вполне безопасными. Если у Уордена оказывалась какая-либо работа на вечер, он всегда поручал ее Маззиоли. На складе все содержалось в полном порядке усилиями Лева, а в кухне Уорден всю власть передал Старку. Он встречался с Карен в городе, на одной из переполненных туристами улиц, усаживался в старый открытый «бьюик», принадлежавший мужу Карен, и они отправлялись кататься по острову. Маршрут их обычно пролегал по тихим улочкам и вдоль побережья.

Между ними не было ни ссор, ни споров, поскольку с самого начала они договорились, что Милт подаст рапорт о зачислении его на заочные офицерские курсы.

Карен совершенно ясно дала понять, что она никогда не станет об этом напоминать Уордену, поскольку он сам, по собственной инициативе, решил подать рапорт. Уорден считал слоим долгом сделать это ради Карен и все время говорил об этом, хотя на самом деле ничего не предпринимал — ему не хотелось лишать себя удовольствия встреч с Карен из-за необходимости заниматься на курсах.

Когда Карен все-таки спрашивала Уордена, как у него дела, тот отвечал, что уже отправил рапорт. Про себя он в это время думал, что действительно надо бы подать рапорт Холмсу на подпись, но все равно не делал этого. А устроить все можно было легко: ведь Карен уже не раз заводила разговор об этом с мужем, и Холмс тоже уговаривал Уордена. А Уорден так ничего и не делал. Занятия на офицерских курсах казались ему журавлем в небе, а ежедневные встречи с Карен — синицей в руках. Думать о будущем ему не хотелось — слишком прекрасным было настоящее.

Между тем служебных дел у Уордена все прибавлялось. Па следующей неделе предстояло сдать старые винтовки и вместо них получить новые, недавно принятые па вооружение. Оформление различных документов на выдачу новых винтовок требовало огромной работы, и Лева один с этим справиться не мог. Из военного министерства поступила директива о введении нового штатного расписания, согласно которому все унтер-офицеры повышались в звании на одну ступень. В связи с этим Уордену нужно было подготовить ряд приказов по роте, внести изменения в личные дела, подготовить к выдаче новые нашивки для унтер-офицеров. О’Хейер, конечно, был не в силах все это сделать один.

Однако, несмотря на все эти дела, не было вечера, чтобы Уорден не встретился с Карен.

Если правительство и готовилось вступить в войну, то до фактического ведения войны было еще, далеко. То, что война в конце концов обязательно начнется, не значило, что это случится завтра. Требовалось еще многое, чтобы страна была готова начать войну.

По расчетам Милта Уордена, это должно было случиться нескоро. Работа, которая ждала его в канцелярии роты, не особенно обременяла, и он надеялся, что и в дальнейшем сумеет находить время для своих развлечений.