Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

Уорден, прищурив глаза, наблюдал за Холмсом, испытывая неловкость от его панибратства.

— Ну, что скажешь? — спросил Дайнэмайт. — Четырнадцать дней. Через два месяца. Это лучшее, что можно сделать для тебя при данных обстоятельствах.

— Согласен, — ответил У орден.

— Отлично. Значит, мы договорились. Конечно, при условии, что никто не будет знать о предстоящем моем назначении и твоем отпуске.

— Да, сэр.

— Тогда до свидания, — довольно сказал Холмс. — У меня есть кое-какие дела в штабе.

Уорден увидел в окно, как Холмс прошел по двору казармы, и подумал, сколько раз он видел люден, проходивших мимо канцелярии. Но то были другие люди, не офицеры. Так вот что значило быть офицером! Больше всего удивляло Уордена то, что все могло случиться так просто, буквально в мгновение ока человек становился другим, совершенно противоположным тому, кем он был. И для этого требовалось всего-навсего подписать небольшой клочок бумаги.

Два месяца, думал Уорден, целых два месяца ждать. Теперь уж наверняка Герта Кайпфер заработает на нем еще солидную сумму. Такова уж судьба… Мог бы иметь тридцать дней отпуска, а соглашаешься на десять, мог встречаться с Карен когда угодно, а соглашаешься видеться с ней, только когда это возможно, мог бы иметь месячный отпуск сейчас, а соглашаешься на двухнедельный, и через два месяца. Даже Магомет пришел к горе, когда гора отказалась идти к нему. Так поступил Магомет, а ведь ты простой солдат и должен поступать так, как от тебя требуют.

Каждый вечер после ужина заключенные начинали игру. С пустовавших нар снимали матрац и подвешивали его на сетке, закрывавшей центральное окно. Затем один из заключенных, обычно самый небольшой по росту, если не было добровольцев, становился спиной вплотную к матрацу, а остальные участники игры выстраивались по росту и по очереди бросались на стоявшего человека, стремясь плечом прижать его к матрацу.

Поскольку играть в карты или в кости не разрешалось, игра с матрацем была главным развлечением для заключенных второго барака. В других бараках эта игра не привилась, а во втором никто не имел права отказываться от участия в ней.

Игра была грубой, но здесь жили крепкие, мужественные люди. Если человек, стоявший у матраца, выдерживал нападение всех участников, он считался победителем и ему предоставлялось право совершить нападение на каждого из участников. Не многим удавалось выиграть. К тому времени, когда Прюитт оказался во втором бараке, только двое — Джек Мэллой и Бэрри — выигрывали игру. Оба они были большого роста, и, видимо, это помогало им выдерживать испытание. Маггио несколько раз пытался устоять, но его сбивали. Впервые приняв участие в игре, Прюитт выдержал нападение всех, но последний, им оказался Мэллой, сбил его. Однако все, как один, признали, что для человека такого невысокого роста, как Прюитт, это большое достижение. Неделю спустя Прюитт снова предпринял попытку выиграть и выиграл, хотя воспользоваться победой смог только после того, как немного отдохнул.

Помимо этого играли в спичечный коробок, подбрасывая его кверху и стараясь, чтобы он упал на самую маленькую свою грань. Ставкой в этом соревновании была суточная норма табака. Устраивались разные состязании в силе. Одно из них носило название «Выдержишь ли» и состояло в том, что соревнующиеся ударяли поочередно друг друга в живот, пока один из них не сдавался. У бойскаутов было заимствовано состязание, в котором соперники усаживались за стол и, упершись локтями, стремились заставить противника согнуть руку. Для большей остроты ощущений позади локтя, чтобы нельзя было его свободно сдвинуть, клали горящую сигарету. Однако из всех развлечений игра с матрацем была главной.

Джек Мэллой изобрел эту игру, когда первый раз оказался в тюрьме. С тех пор она стала неотъемлемой частью быта заключенных второго барака. Мэллой, отбыв срок наказания, вернулся в свою часть, а когда его снова арестовали, то, к своему удивлению, он обнаружил, что игра не забыта и правила ее не претерпели никаких изменений. Сам Мэллой всегда играл в эту игру с большим задором и проигрывал очень редко. Если Джек становился у матраца, соревнование приобретало необычный характер. Тогда речь шла уже не о том, выдержит ли Мэллой, а о том, сумеют ли его сбить нападающие. Прюитту это однажды удалось, и тогда он почувствовал, будто совершил настоящий подвиг.

Для заключенных второго барака Джек Мэллой был такой же загадкой, как все те живые идолы, которым поклоняются люди. Пока Анджелло находился в карцере, Прюитт очень хорошо узнал Мэллоя, узнал его больше, чем другие. Он узнал Мэллоя достаточно, чтобы понять, почему тот разрешил ему заглянуть в глубину той тайны, которая окружала прошлое Мэллоя. Оказалось, что это случилось вовсе не потому, что Мэллой считал Прюитта равным себе, а по той причине, что Прюитт представлялся ему очень нуждающимся в его, Мэллоя, помощи.

Все время, пока Анджелло отбывал свой месячный срок в карцере, Прюитт мучился от сознания, что скоро наступит решительный день для Анджелло и придется с ним распрощаться. Но когда этот день наступил, все произошло иначе.

Во-первых, в течение целого месяца после освобождения из карцера Анджелло никак не мог решиться на осуществление своего плана. Каждый раз возникали какие-то обстоятельства, из-за которых Анджелло откладывал свершение задуманного.

Даже у такого отважного человека, как Анджелло, не хватало мужества преодолеть страх перед предстоящими мучениями. А мучения действительно грозили быть страшными, и Анджелло знал это. Когда же все случилось, то для всех его поступок оказался неожиданным, как бы происшедшим помимо воли Анджелло.

Караульный Турнипхэд давно уже придирался к Анджелло. При каждой его встрече с Анджелло между ними возникали перебранки и стычки. Однажды утром, когда Турнипхэд нес службу в карьере каменоломни, считавшемся среди караульных самым тяжелым местом из-за непрерывно поднимавшихся в воздух столбов пыли, караульный, как обычно, начал придираться к Анджелло, всячески выискивая повод для наказания. Так продолжалось до тех пор, пока в какой-то момент Турнипхэд не подошел к Маггио и не ударил его по лицу якобы за отказ прекратить разговоры. Прюитт находился неподалеку от Маггио и был свидетелем этого инцидента. Впервые с того момента, когда Прюитт познакомился с Маггио, он увидел в глазах итальянца такой гнев и злобу. Но Маггио был сосредоточен. Он, видно, понял, что желанный момент настал. Или сейчас, или, может быть, никогда… У Маггио было такое выражение лица, какое бывает у человека, оказавшегося перед выбором сделать решительный шаг или признаться в собственной трусости.