Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

Перед заступлением на пост, который находился у верхней части железнодорожной насыпи, в двухстах ярдах от главного въезд;} «на аэродром, Прюитт обычно спал три-четыре часа, закутавшись в шерстяное одеяло и укрывшись под сеткой от москитов. Потом Гэлович или командир отделения долго будили его, теребя через москитную сетку за ногу.

— Вставай. Проснись же ты, Прюитт, черт возьми. Да ну, проснись же, тебе скоро заступать.

— О’кей, о’кей, я проснулся, — отвечал сонным охрипшим голосом Прю. — Оставь мою ногу в покое, я проснулся.

— А ты не заснешь опять? — спрашивали его, продолжая теребить за ногу. — Давай, давай, поднимайся.

— Оставь мою ногу в покое. Я же говорю, что проснулся.

— Прю садился, чтобы доказать, что он действительно проснулся, и несколько раз слегка ударял головой о натянутую наклонную стенку двухместной палатки, как бы пытаясь стряхнуть с себя парализовавшую все мышцы сонливость. Затем, захватив с собой завернутые в штаны ботинки, которые служили ему подушкой, Прю неуклюже вылезал из-под одеяла и москитной сетки и, стараясь не разбудить Кларка, выползал на четвереньках из палатки. Однако Прю никогда не удавалось вылезти так, чтобы не разбудить Кларка, но и тот, в свою очередь, никогда не уходил на пост так, чтобы не разбудить Прю. Затем, стоя босиком, на очищенной от кустарника пыльной земле и представляя собой прекрасную добычу для роя москитов, Прю торопливо надевал штаны, носки и ботинки, стараясь как можно меньше подставлять свое тело под укусы этих кровожадных насекомых. Обычно Прю приходилось снова вползать в палатку за шерстяной рубашкой защитного цвета, чтобы, надев ее поверх легкой, не менявшейся целыми неделями нижней рубашки, спастись от пронизывающей ночной прохлады. Защитив себя таким образом от москитов и холода, Прю мог теперь не спеша разобраться в запутавшихся в темноте шнурках и крючках на крагах. Затем извлекал из-под одеяла и москитной сетки винтовку, которую приходилось там хранить, чтобы хоть немного уберечь ее от пыли и влаги. Наконец Прю брал брошенную около палатки и поэтому влажную от росы стальную каску н, цепляясь на каждом шагу за оставшиеся корни вырубленного кустарника, тяжелой поступью, в полусонном состоянии, нехотя плелся к слабо мерцающему в темноте огоньку кухонной палатки.

В просторной кухонной палатке солдаты очередной караульной смены молча рассаживались вокруг походной бензиновой плиты, в которой по приказанию Старка для них всегда поддерживался огонек. Обжигая губы, они пили душистый, сваренный на сгущенном молоке кофе, закусывая бутербродами, которые по специальному указанию Старка приготавливались из поджаренного хлеба с горячими, поджаренными мясными консервами или сыром, и эти бутерброды были настолько же вкуснее обычных, неподжаренных, насколько горячий кофе вкуснее холодного.

— Поторапливайтесь, поторапливайтесь, — ласково, совсем не начальническим тоном подгонял их командир отделения. — Солдаты на постах ждут не дождутся, когда их сменят. А через два часа и вы будете ждать смены и икру метать, если она опоздает хоть на минуту. Давайте заканчивайте. Надо двигаться.

Вполне возможно, что рождению «Блюза сверхсрочника» способствовало все это.

Сменив часового, Прю наблюдал, как по проходящему за забором шоссе бегут яркие огоньки фар, как у главного въезда на аэродром они поворачивают на север, как медленно приближаются к зоне, охраняемой караулом военно-воздушных сил, и как удаляются затем в направлении аэродрома Хиккем, расположенного на расстоянии одной мили к западу. Наблюдая за ними, Прю чувствовал, как сонливость покидает его, стекает словно вода, как она уступает место размышлению, похожему на размышление стоящего на краю обрыва когуара, или лани, или медведя, с любопытством наблюдающего за бегущими внизу ярко освещенными поездами, в которых едут охотники к открытию охотничьего сезона. Они наблюдают за поездами, не сознавая приближающейся опасности. Прю тоже наблюдал за огоньками, не испытывая никакой тревоги, относился к ним чисто созерцательно. Он сам становился в такие моменты неделимой частью природы, частью самой ночи. Прю представлял себе, что поезда с охотниками, возможно, даже нравятся когуару, или лани, или медведю, потому что они не знают, что в них едут их убийцы.

Вполне возможно, что в рождении «Блюза сверхсрочника» сыграли роль и эти размышления.

Прю услышал свою смену прежде, чем увидел ее. Он услышал шаги человека, спускавшегося с насыпи. Затем из темноты появился Ридэл Тредуэлл, ожесточенно шлепающий на себе москитов.

— Кларк просил передать тебе, что он будет у южного проволочного заграждения, — сказал Тредуэлл.

— А какого черта ему туда понадобилось? — спросил Прю.

— А я откуда знаю. Я просто передаю тебе то, что он просил передать.

— О’кей, — улыбнулся Прю. — Я, должно быть, разбудил его, когда уходил па пост.

— Да? Это плохо. А этот чертов лейтенант был уже здесь?

— Нет, еще не был.

— Тогда он наверняка появится здесь в мою смену, — с сожалением сказал Тредуэлл. — Эта сволочь никогда не приходит сюда после одиннадцати. Опять сегодня Не придется Поспать.

— Да? Очень плохо, — улыбнулся Прю. — Но ты всегда можешь спуститься вниз, поговорить с соседними часовыми и стащить сигаретку.

— Плевал я на это, — сердито сказал Тредуэлл. — Мне главное поспать, а не поговорить. А поспать мне никогда не удается. Скажи командиру отделения, чтобы послал кого-нибудь сюда, когда увидит машину! — крикнул Тредуэлл вслед удалявшемуся Прю. — Если он хочет, чтобы меня не застали спящим на посту!

Чоут безмятежно лежал в своей палатке под москитной сеткой на куче беспорядочно разбросанных одеял. Он читал какую-то приключенческую книжонку при свете поставленной на каску свечи. Его огромное тело, казалось, упиралось в стенки палатки и раздавало их вширь. Командир отделения размещался здесь один, потому что в обычной двухместной палатке ему и одному едва хватало места. После того как ему однажды пришлось жить в палатке вместе со снабженцем Лева, он при выезде в поле начал брать с собой две палатки вместо одной.

— Риди просил передать тебе, чтобы ты послал кого-нибудь к нему, когда приедет лейтенант, — сказал Прю, подойдя к палатке Чоута.

— Это не моя смена, — запротестовал командир отделения. — Я сегодня не в наряде.

— Я говорю тебе только то, что меня просили передать.

— Ух, этот лентяй, — проворчал Чоут недовольно, хотя и без всякого гнева. Положив книгу на грудь, он лениво потянулся. — Ему все принеси на тарелочке, разжуй да в рот положи… О’кей, сделаем, — все же согласился он и снова углубился в чтение.

Прю еле разыскал Кларка. Ему пришлось спуститься для этого в темноте вниз на целых сто пятьдесят ярдов вдоль изгиба в проволочном заграждении. Кларк разговаривал через заграждение с часовым из военно-воздушных сил. В этой низине, где проволочное заграждение круто поворачивало от замощенной гравием дороги к заболоченному водоему с солоноватой водой, москитов было куда больше, чем там, где был разбит палаточный лагерь.