Кевин Милн - Шаги навстречу

Кейд протяжно, разочарованно стонет:

— Почему?

— Отвечу одним словом: отлив, — говорит отец. — На побережье Орегона очень мощные течения, а я не знаю, когда сегодня начнется прилив. Накроет волной, подводное течение тут же затянет в океан, и глазом моргнуть не успеешь.

— Значит, нам нельзя купаться? — спрашивает разочарованная не меньше Кейда Бри. — А раньше мы играли в воде.

— Я не говорил «никогда». Я говорю лишь о том, что не разрешаю входить в воду, когда нас с мамой нет рядом. Слишком опасно.

— Но Энн профессиональная пловчиха, — возражает Кейд.

При этих словах сердце мое начинает колотиться, потому что сама я не хочу даже близко подходить к океану. Он холодный и мокрый, а я… теперь не слишком большая любительница воды. Я никому об этом не говорила, но едва собираюсь с духом, чтобы встать под душ, а о том, чтобы мокнуть в ванной, не может быть и речи. Потому что на самом деле ванная — это миниатюрный бассейн. А последний раз, прыгнув в бассейн, я едва выбралась оттуда.

Папа качает головой:

— Энн не в той форме, чтобы справиться с таким течением. Ясно?

Я тайком облегченно вздыхаю.

— Отлично, — продолжает отец, когда мы все киваем. — И второе, последнее, правило… — Он обрывает фразу в ожидании, что кто-то из нас ее закончит.

— Не ссориться, — бормочет Бри.

— В точку! Энн необходим покой, поэтому я рассчитываю, что вы оба, пока нас нет, будете вести себя безупречно. Не делайте ничего, что взволновало бы вашу сестру. Ясно?

Кейд лаконично отвечает:

— Да.

— Бри?

— Угу.

— Вот и чудно! К обеду мы вернемся. Позавтракайте. Хлопьев полно. И яиц тоже, если возникнет желание готовить. Если до половины первого нас не будет, в холодильнике есть из чего сделать бутерброды. — Он прощается и спешит к сидящей в машине маме.

— Тьфу, — стонет Бри после папиного ухода. — Теперь заснуть не могу.

— И не говори! Неужели нельзя было просто оставить записку?

— Я писать хочу, — с невозмутимым видом сообщает Кейд.

Фу! Младшие братья отвратительны.

Через пятнадцать минут мы все, уже одетые, сидим внизу и едим яичницу-болтунью. После завтрака включаем телевизор. К нашему величайшему разочарованию, тупой ящик ловит всего четыре канала, но даже они идут с помехами. В последний раз, когда мы навещали прабабушку (ее здоровье тогда только-только начало ухудшаться), у нее, по крайней мере, имелись все основные кабельные каналы. Наверное, тетушка Бев их отключила, потому что прабабушка все время проводит в доме престарелых. От безделья Бри с Кейдом, похоже, готовы мириться и с помехами, но я испытываю непреодолимое желание заняться чем-то более веселым. Какое-то время я сижу перед телевизором, но потом сообщаю, что иду прогуляться.

— Там по улице есть пара клёвых магазинчиков, хочу в них заглянуть. Скоро вернусь.

— Тебе нельзя ходить одной, — возражает Бри, примеряя на себя роль ответственной сестры, что крайне необычно для нее. — А если… ну, ты понимаешь… что-нибудь случится?

Я упираю руки в боки и хмурю брови:

— Ты намекаешь на то, что сердце перестанет биться? Но я же не марафон побегу.

— Но разве ты не должна отдыхать?

— Отдыхать да, но не бездельничать. У меня не постельный режим. А если ты так за меня волнуешься, тогда пошли вместе. Впрочем, с тобой или без тебя, но я не намерена все три месяца просидеть в четырех стенах, в очередной раз пересматривая «Тома и Джерри», особенно с такими помехами.

Бри тут же сникает. Я уверена, что она не хочет идти, но вынуждена подчиниться. Повернувшись к Кейду, сестра спрашивает:

— А ты, Зануда? Если я иду, то и тебе придется идти.

— Не называй меня «занудой», Прыщавая.

Бабах! Бри тут же взрывается — я не имею в виду ее прыщ.

— У меня всего лишь один несчастный прыщик на лбу! Какая я «прыщавая»?

— Честно говоря, на лбу прыщика у тебя почти не видно, — осторожно произношу я. — Но ты сегодня утром на себя в зеркало смотрела? На щеке у тебя огромный белый угорь.

Она бросается к зеркалу у входной двери и начинает вопить.

— Наверное, виной всему гормоны, — без всякой обиды добавляю я.

— Заткнись! — опять кричит она неприязненно. — Ненавижу это слово!

— Гормоны, гормоны, гормоны, гормоны! — орет Кейд. Я уверена: он даже не понимает, что такое гормоны, но ему весело наблюдать за реакцией сестры. — У Бри прыщи! И гормоны!

За долю секунды ее бледное как мел лицо становится пунцовым.

— Заткнитесь! Ненавижу вас обоих!

— Остынь. Подумаешь — прыщи! Ерунда! У всех они бывают.

— Нет, не ерунда! Думаешь, я пойду на улицу с этой штукой, которая вот-вот лопнет у меня на щеке? А если кто-то из ребят меня увидит? Тошно!

— Значит, ты не идешь?

Бри делает три шага к голубой лестнице:

— Нет. Я точно остаюсь дома.

— Отлично. А ты, Кейд? Хочешь пойти со мной прогуляться? Или будешь ждать, когда прорвет угорь у мисс Прыщавой?

Он поворачивается к телевизору, потом смотрит на Бри и наконец на меня.

— А в какие магазины?

— Разные пляжные магазинчики. И знаешь, неподалеку есть кондитерская.

Это срабатывает.

— Я с тобой.

— Бри? — спрашиваю я еще раз. — Последний шанс. Уверена, что не хочешь идти?

Сестра уже преодолела половину лестницы.

— Идите уже, — отвечает она, не оглядываясь.

Когда я собираюсь выйти из дому, Кейд поднимает руку, как регулировщик:

— Подожди. Ты уверена, что взяла с собой пейджер?

Как мило, что он не забыл! Может быть, младшие братья — это не так уж плохо.

Я похлопываю по переднему карману шорт:

— Всегда со мной. Пейдж, как это ни печально, стал моим новым лучшим другом.

Как изумительно на улице! Как приятно просто вдохнуть свежий воздух, увидеть зеленые холмы на побережье… В каком-то смысле это напоминает вчерашнее ощущение на пляже, когда ропот океана дал мне почувствовать себя такой живой. Когда мы идем по улице, меня вдруг осеняет, что, когда начались все эти проблемы с сердцем, я оказалась запертой в четырех стенах.

Наверное, из-за этого те немногочисленные подруги, которые у меня были, отдалились от меня. Потому что я сама отгородилась от них.

Кто знает?

Я знаю одно: очень приятно, когда морской ветерок обдувает лицо, и сейчас, именно в это мгновение, я счастлива.

По всей видимости, Кейд тоже замечает во мне перемену.

— Что с тобой?

— Ты о чем?

— Не знаю. Ты просто улыбаешься.

— Я счастлива. Разве это плохо?

— Нет, наверное. Но неужели от этого меняется походка? Ты как будто… подпрыгиваешь. Странно как-то.

Нет, я была права. Младшие братья сильно раздражают.

Я останавливаюсь, указываю пальцем на дом:

— Если будешь придираться, Кейд, лучше возвращайся домой. Так получилось, что мне здесь нравится — такое чувство, что я уже сто лет нигде не была, поэтому вольна ходить так, как мне хочется.