Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение

До середины апреля продолжалась беспорядочная подковерная возня, создавались изменчивые и предательские коалиции, все бесконечно объявляли войны друг другу, так что понять, кто за кого по-настоящему, было почти невозможно. Во время уроков шел непрерывный обмен тайными дипломатическими посланиями. В одном из них, написанном на обороте четвертушечного обрывка листа с корявым заголовком «Вписаный угол измерения», анонимный автор предлагал безымянному адресату: « Мы можем продать тебе Канаду при условиях: Мы вместе нападем на Шапугу. 2. Ты не будешь драться за Власку в войне и помогать ему. 3. И заключить договор о ненападении на 3 месяца ».

19 апреля в Общей Тетради зафиксировано, что «Мексика объединилась с Россией на правах автономии перед угрозой нападения Бразилии и Франции». А следующая запись информирует международную общественность о том, что 20 апреля «состоялись секретные переговоры между Россией и Францией. Результаты совещания неизвестны». Так они и остались неизвестны никому…

В апреле же в классе появились студенты-практиканты, будущие учителя: двое молодых мужчин и девушка. Довольно долго они молча сидели во время уроков на задних партах и присматривались к классу, потом, волнуясь, провели несколько занятий – не слишком удачно, надо сказать. Учебный год уже подходил к концу, все были расслаблены.

И вдруг по классу разнеслась ошеломляющая новость: будто бы Ирка Медведева написала заявление о приеме в комсомол.

Новостью тут было буквально все, даже то, что нужно писать какое-то заявление. Почему-то всем было известно, что в комсомол принимают только с восьмого класса, и большинство ребят продолжало по утрам тремя машинальными движениями завязывать пионерские галстуки, превратившиеся у многих мальчишек в едва ли не самый потертый элемент обязательной школьной формы (а какое волнение и гордость все испытывали в первое время, когда узел им еще завязывали родители и каждая шея могла ощутить прохладное шелковое веяние кроваво-огненного символа Великой Борьбы, к которой каждый вступивший в пионерскую организацию торжественно обещал быть всегда готовым…). А вот Ирка считала, что ей пора дальше. При этом как бы автоматически получалось, что она, всего лишь «первой встав в очередь», тем самым оказывалась и наиболее достойнойиз всех. Ее странное рвение удивляло: зачем ей нужно становиться комсомолкой именно сейчас, да еще вот так, срочно? Ведь впереди лето! Почему она не может подождать и через три-четыре месяца спокойно вступить в комсомол вместе с другими – не первой, но наверняка одной из первых? Вообще-то никто лично против Ирки ничего не имел, но неужели она всерьез считает себя самой лучшей? Ведь это не они ее выдвинули, а она сама так захотела. Слушайте-ка, может, это нужно ее родителям для оформления каких-нибудь документов на загранпоездку? Ну, тогда так прямо и сказала бы!.. По крайней мере, это было бы всем понятно. Но сама Ирка никому ничего не говорила. Она ходила с застывшей шальной улыбочкой, слегка задрав нос и не глядя по сторонам, бдительно сопровождаемая, словно больная, своей верной подругой Любкой Гуссель, которая твердо пресекала любые попытки остальных одноклассников подобраться к Ирке поближе и задать ей необходимые вопросы.

Мнения о происходящем разделились: одни пожимали плечами и, посмеиваясь, утверждали, что им все равно; другие бурно обсуждали ситуацию, постепенно переходя от смущения и сомнений к негодованию; третьи поддерживали Ирку, говоря: мол, а вам-то всем какое дело? Раз она так хочет, пусть вступает! В комсомольской организации как-нибудь сами разберутся, достойна она или не достойна!

Однако вскоре стало известно, что не все так просто: оказывается, прежде чем подавать заявление о приеме в комосомол, Ирка должна еще получить рекомендацию класса, и этот вопрос будет поставлен на ближайшем собрании. Кулуарные страсти разгорались с космической скоростью, так что даже архосские дела на время были отложены.

Фурмана все это почему-то до такой степени задело и разволновало, что он почувствовал необходимость объясниться с самим собой: почему он, Саша Фурман, так сильно – ну прямо ни в какую! – не хочет, чтобы Ирка Медведева стала первой комсомолкой в их классе? Кстати, она – в общем-то такая же пионерка, как и он сам. Она даже немного лучше учится, что для пионеров важно. Но зато он – редактор дружинной газеты, а она отвечает за какую-то ерунду в классе. Конечно, все их пионерские мероприятия – типа сбора макулатуры, торжественных линеек, конкурсов строевой подготовки и выпуска стенгазет – были чем-то не вполне серьезным, «детством». (Хотя, например, во время войны и дети могли совершать настоящие подвиги наравне со взрослыми; но глупо же из-за этого хотеть, чтобы началась новая война?..) Но комсомольская организация – это уже что-то совсем другое.

Комсомольцы были настоящими коммунистами, пусть и молодыми. (Это им не мешало, а иногда даже и помогало выполнять те задания, которые требовали ловкости и быстроты и с которыми взрослым было бы намного труднее справиться.) Комсомольцы свято верили в будущую победу коммунизма на всей Земле и вместе со своими старшими товарищами, не щадя жизни, делали все для того, чтобы приблизить эту победу.

Но ведь Ирка, как и все нормальные советские дети, тоже в это верит – или, по крайней мере, скажет, что верит (она, может, никогда и не задумывалась об этом), – ну, допустим, она по-своему, по-Иркиному, верит, что когда-нибудь в отдаленном будущем должна наступить эпоха коммунизма. И что это для нее означает – вот сейчас, в ее жизни?..

А ты сам-то думал об этом? – вдруг спросил голос честного коммуниста у него внутри. …Ну, я немножко думал, и еще Боря мне объяснял кое-что, – скромно нашелся Фурман.

Ты давай-ка отвечай по правде, не увиливай!

Ну, хорошо… Я уже сказал, что коммунизма у нас пока еще нет, он только должен наступить. Вообще-то Боря говорил, что коммунизм – это идея… Что значит «идея»? Ох, ну, идей много, разных, – это что-то вроде мечты о чем-то, о чем-то таком конкретном. Тогда что такое «идея коммунизма»? Идея коммунизма, или ее еще называют коммунистической идеей (Давай не тяни!), – это мечта о построении на Земле такого справедливого общества, где все будут относиться друг к другу как братья и где не будет ни войн, ни денег, но будет полное изобилие. Вот что такое коммунизм!

Фурман был очень доволен собой. Выходит, не такой уж он «клинический идиот, дебил и олигофрен», раз сложные Борины слова все-таки осели в нем! И вот, даже пригодились! Он их понимает!.. Но интересно, а почему тогда не все верят в коммунизм? Более того, ведь есть люди, которые не только не верят в него, но и являются его врагами. Откуда же у такой вроде бы абсолютно хорошей, доброй, справедливой идеи могут быть враги?.. То есть с главными-то врагами понятно: это богачи, буржуи, капиталисты – те, у кого есть много денег, и они, естественно, не хотят ими ни с кем делиться. Еще фашисты – с ними тоже все ясно… Раньше в России врагами коммунистов (они тогда назывались большевиками, но это неважно) были царь и те, кто за царскую власть: дворяне, помещики, белогвардейцы. Но ведь их уже давно нет? Кто же у нас сейчас враги?.. О шпионах я, конечно, не говорю. Наверное, это всякие воры, бандиты, хулиганы, пьяницы, матерщинники и прочие мелкие гады… С ними, конечно, тоже придется бороться, пока они не исчезнут.