Майк Гейл - Моя легендарная девушка

— Мне нравится идея провести с тобой неделю в тюрьме, — весело сказала Кейт. Я закрыл глаза, пытаясь запечатлеть очаровательный звук ее голоса в моем сердце. — Но ты, наверное, прав, нам нужно немного успокоиться. Хорошо, уговор, не звоним и не говорим друг с другом, пока ты не приедешь в Брайтон… если не случится чего-то непредвиденного.

— Чего именно?

— Ну, смерть, рождение, пожар, чума, разгневанные родители. — Последовала короткая пауза. — Я люблю тебя, — сказала Кейт на прощание.

— Я тоже тебя люблю.

18:34

Я был так переполнен joie de vivre [101] Счастье жить (фр.). , что мне хотелось рассказать всему миру — да, я, Вильям Келли, циник par excellance [102] В полном смысле слова (фр.). , нашел свою любовь. В конце концов я все-таки решил не ставить в известность о своей обретенной любви обитателей Арчвея. Вместо этого довольно продолжительное время я неподвижно лежал на кровати, прислушиваясь к биению собственного сердца, пока голод не выманил меня на кухню. Мой ужин состоял из двух ломтей сухого хлеба, потому что ни сил, ни желания «готовить» у меня не было, а остатки «Флоры» ушли на еще один бутерброд с лапшой.

Стопки тетрадей вдоль стены, которые надо было проверить, заставили мою совесть шевельнуться, и я даже подумал, что хоть я и не иду завтра в школу, но некоторые должностные обязанности все-таки стоит выполнить. Но я не стал их выполнять — по правде говоря, это мое желание (проверка тетрадей) имело мало общего с профессиональной гордостью, а просто служило поводом как-нибудь отвертеться от звонка родителям, в частности маме. Но мое новое позитивное отношение к жизни не дало мне себя обмануть — с этим покончено. Я заставил себя успокоиться.

Я был в состоянии рассказать обо всем родителям, брату, бабушке, друзьям, не дрожа от страха в ожидании того, что они мне ответят, потому что наконец-то у меня было нечто, во что я мог верить.

МАМА

— Мама, послушай, — сказал я в точности с той же интонацией, с которой четыре года назад сообщил ей, что Том, играя в футбол, сломал ногу.

— Что случилось, — ахнула она, мгновенно почувствовав серьезность происходящего.

Я прокашлялся, чтобы отсрочить неизбежное.

— Я женюсь.

Мама молчала. Похоже, она отчаянно старалась убедить себя, что я шучу.

— Зачем? На ком? Я ее знаю?

Вопросы. Вопросы. Вопросы. Очень типичная для мамы реакция. Когда она сталкивалась с проблемой, то инстинктивно начинала допрашивать виновника до тех пор, пока не узнавала больше, чем знал он сам. Это было вроде телевикторины, только наоборот: темой она выбрала мою личную жизнь, но вопросы задавала сама, а мне приходилось на них отвечать. Ощущение было странное.

Я рассказал ей все с начала до конца. Она слушала внимательно, но было очевидно, что история кажется ей бессмысленной. В ее мире такого просто не могло быть.

Первое, что сказала мама, было:

— Вилл, а Вилл, ну в чем дело? Она от тебя не… — Я понимал, что она не закончит предложения. Я подумал, не договорить ли за нее, просто шутки ради, но я боялся, что само это слово, произнесенное вслух, шокирует ее до сердечного приступа, если не до смерти.

Я ее успокоил.

— Ты пока не станешь бабушкой. Ты будешь только свекровью. — Она вздохнула с облегчением. — Все совсем не так. Это любовь. Я люблю ее больше всех на свете.

— Но как же твоя работа? — она продолжила допрос. — Ты только поступил на службу. Разве в школе не будут против, что ты вот так запросто помчишься в Брайтон? — И это тоже было очень характерно для мамы. Практические соображения всегда стояли у нее во главе списка, а все духовное — в самом конце, сразу после вышитых накидок на унитаз.

Я рассказал ей, как собираюсь поступить с работой. Произнося это вслух, я почувствовал, насколько мои «планы» зыбки и необдуманны, но это не могло остановить меня, я был полон решимости претворить их в жизнь. Я снова рассказал ей о Кейт: что ее смех, как летнее солнце, дыхание — как легкий бриз в погожий денек, и, самое главное, как искренне я уверен, что она восхищается мной. Маму это не тронуло.

— Не губи свою жизнь, Вилл, — сказала она с дрожью в голосе. Она была почти на Грани. Я решил быть поосторожнее со словами. Ей никогда не требовалось особых причин, чтобы расплакаться, а перед лицом ситуации, созданной для того, чтобы залиться слезами, она тем более не выдержит, если я срочно не докажу ей, что поступаю правильно. Я еще никогда не доводил мать до слез. И не собирался делать этого впредь.

— Я не гублю свою жизнь, мама, — сказал я мягко и окинул взглядом тоскливый беспорядок в квартире. Вот какой была моя жизнь. От этого я отказывался. От пустоты и бессмысленности. Я начал злиться, что она не понимает, как плохо мне здесь было. — Я не гублю свою жизнь, — резко сказал я. — Я женюсь. Это все-таки разные вещи. — Еще не договорив предложения, я уже пожалел о сказанном. Некоторое время мама молчала, и я уже было думал, что мне удалось избежать возмездия, но тут она расплакалась.

Мне стало очень плохо.

— Прости меня.

— Это очень важный шаг, понимаешь? — сказала мама, всхлипывая. — Нельзя совершать его так необдуманно. Посмотри, что случилось со мной и с твоим отцом. — Мне хотелось сказать, что я не хочу на это смотреть, но это было не очень умно, к тому же я и так уже слишком огорчил ее. Я помолчал, размышляя о семейной жизни моих родителей. Хоть я и любил их обоих, они являли собой не лучший аргумент в пользу института брака.

— Да, я знаю, мама, — сказал я. — Но это не необдуманный поступок. Я и через десять лет не буду более уверен в своих действиях, чем сейчас, потому что я уверен в них на все сто процентов.

— Как ее зовут? — спросила она.

— Ее зовут Кейт.

— Кейт, а дальше?

Моей матери нужны были подробности, только они имели для нее значение. Факты, цифры, данные — материальное.

— Э… не знаю, — промямлил я. Потом вспомнил. — Фриманс. Как каталог. Кейт Фриманс.

Мама ушам своим не поверила.

— Ты женишься на девушке, даже не зная точно ее фамилию?

Я посмотрел на часы. Секундная стрелка двигалась, и часы размеренно тикали, но мне казалось, что время остановилось.

— Послушай, мама, — сказал я, решив, что с меня хватит. — Я тебе все сказал. Ты нервничаешь. Мы женимся не сию секунду, так что у тебя еще будет время к этому привыкнуть.

Она ничего не сказала.

— Слушай, мам, — добавил я. — Пока я не забыл, мне нужно сказать тебе одну вещь. Похоже, я сжег кастрюлю, которую ты мне не хотела давать.

Она положила трубку.

ОТЕЦ

— Я женюсь.

Отец молчал. Я спокойно продолжил говорить, хотя ощущение было, будто общаешься с кирпичной стеной.

— Послушай, папа, не о чем волноваться, ладно? Мне двадцать шесть. Когда тебе было двадцать шесть, ты уже два года, как был женат, да еще за мной надо было присматривать. Я знаю, ты думаешь, я тороплюсь, но уверяю тебя, я знаю, что делаю.