Пер Энквист - Книга о Бланш и Мари

Возможно, Бланш пишет о себе. Лежа в деревянном ящике, вполне естественно мечтать об экспедициях в Гренландию. За образом Мари, которая ходит по заснеженной равнине, пробирается через глубокий снег к темным, пустующим домам, оказывается похороненной в ледяной могиле, погибает в снегах, раздавленная упавшим деревом, скрывается сама Бланш.

Бланш пишет правой рукой. Единственной оставшейся.

Я не описал ее тележку.

После последней ампутации Бланш передвигалась все меньше, проводя большую часть времени в постели; чтобы придать ей некоторую подвижность, Мари заказала маленькую тележку-вагончик, в которой Бланш, сидя в деревянном ящике, при помощи рук (или руки?) может кататься по комнате.

И вдруг — стихотворение в прозе о профессоре Мари Кюри в экспедиции по арктическим ледяным просторам — радостное! И это в деревянном ящике!

Своими зарисовками она хочет утешить Мари. Утверждает, что записывает ее сны. В одном из них говорится о смерти ее любимого мужа.

Это сон о птице в тумане.

Утром после смерти Пьера, пишет Бланш, Мари проснулась в 3.45, приснившийся сон показался ей явью. Она провела рукой по лицу, потрогала щеки, чтобы убедиться, что не спит: сон был удивительно реальным, и она вплотную подошла к ответу. Она стояла на берегу, у озера. Это было не море, не Сен-Мало, а именно озеро, возможно, в Польше, озеро неподалеку от Закопане.

Над озером нависал странный утренний туман, мрак уже рассеялся, оставив некое подобие серого покрывала, с отблесками темноты; оно парило метрах в десяти над сверкающей водной гладью, похожей на ртуть. Там были птицы. Они спали, уткнувшись в себя и в собственные сны. Она подумала: неужели птицы могут видеть сны? Туман стелился так низко, что взору открывались только вода и птицы. Противоположного берега не было видно, только необъятная, неподвижная водная гладь. Возможно, какое-то бесконечное море, хотя уверенности у нее не было.

Мари представилось, что она стоит на краю земли и дальше ничего нет.

Последняя черта. И птицы, уткнувшиеся в свои сны.

Вдруг — движение, какая-то птица взлетела. Мари не услышала ни звука, лишь увидела, как та забила по воде кончиками крыльев, высвободилась и взмыла наискось куда-то ввысь: это произошло внезапно и бесшумно. Мари видела, как птица взлетела, поднялась к серому полотну тумана и исчезла.

Ни единого звука она так и не услышала.

Она, затаив дыхание, стояла на берегу в надежде, что сон продолжится и разгадка станет очевидной, но ничего не произошло. Тут она проснулась и подумала, что, вероятно, именно так и умер Пьер. Как взлетевшая, поднявшаяся ввысь и внезапно исчезнувшая птица.

Свободная, подумала она, освободившаяся. Потом ей подумалось: одинокая.

Она уставилась в потолок. Абсолютно никакой красоты, никакой свободы, она вспомнила, что Пьер мертв, и почувствовала, как сквозь рассвет накатывают обычные отчаяние и скорбь. Сон растворился. Внезапно она засомневалась.

Возможно, сон был не о Пьере, а о ней самой.

Позднее Мари пыталась объяснить географическую первооснову.

Все просто, говорила она. Мари двенадцать лет. Она в Закопане. Ей предстоит съехать на санках с горы, горы высокой, вершину которой, словно покрывало, окутывают низкие облака. Мари страшновато, дух захватывает, и это ей очень нравится. Из долины, от подножия облака, невидимые голоса кричат ей: Давай, Мари!

Она знает, что, двинувшись вниз, ощутит страх, но и свободу.

Она делает глубокий вдох. Мари! Мари! И понеслось. Вот и весь смысл того сна. Так она представляла себе любовь.

Мари! Мари! И понеслось.

Просто? Нет, не так уж и просто.

Пьер был ее третьей любовью, поведала она Бланш. Первые две остались в молодости, в Польше.

Третьей был Пьер.

Она помнила, как впервые увидела Пьера Кюри. Он стоял в дверях балкона и казался очень милым. Потом они беседовали о романе Золя и о возможности чуда в Лурде [16] Французский город, ставший в XIX веке местом паломничества благодаря распространявшейся Католической церковью легенде о чудесном явлении в 1858 году Богородицы 14-летней Бернадетте Субиру (в 1933-м причислена к лику святых) и о чудодейственной силе источника, расположенного неподалеку от места, где это чудо произошло. . Они начали переписываться. Признались, что души обоих были тронуты холодом. Поэтому они были не способны снова полюбить.

Мари использует выражение «обмороженные».

Через три года они поженились, и со временем у них родилось двое детей. Потом Пьер умер. Вот и вся история, в кратком ее изложении. Я забыл одну вещь. Они вместе получили Нобелевскую премию по физике.

Теперь история изложена целиком. Это — третья любовь Мари.

А четвертая?

Она вспоминает начало своей четвертой любви, к Полю Ланжевену, уже после смерти Пьера.

Все началось 2 июня 1903 года.

В тот день она защитила диссертацию. И была счастлива. Какое противодействие! — женщин в университете презирали настолько, что из девяти тысяч женщин Сорбонны только двоим удалось защититься! И она была одной из них! Она пробилась. Ей помнится, что в актовом зале университета царило торжественное настроение. Прибыли ее родственники из Польши. Все прошло успешно.

А потом был вечер!

Приехал только что женившийся Эрнест Резерфорд, еще молодой и не знаменитый, и неожиданно зашел в лабораторию супругов Кюри, но узнал, что все находятся в университетском актовом зале, на защите Мари. Тогда он отправился к Полю Ланжевену, жившему со своей семьей в доме напротив парка Монсури. Тот устроил праздник и пригласил супругов Кюри.

Именно эта встреча с Полем, словно кий бильярдный шар! подтолкнула Мари! — пишет Бланш, и та покатилась, подобно бильярдному шару! еще ничего не понимая.

После ужина вся компания, возглавляемая Полем Ланжевеном, который любезно предложил Мари свою руку, отправилась в сад.

Пьер Кюри вынул трубку, наполовину покрытую сульфидом цинка; в ней содержалось довольно большое количество раствора радия, который ярко светился в темноте. По мнению Мари, получился великолепный финал незабываемого дня, и все, особенно Поль, были околдованы этим сиянием, что ее очень порадовало.

Она произнесла слова: были околдованы сиянием с какой-то детской радостью, отчего, согласно «Книге», у Бланш просто перехватило дыхание.

У Мари было много лиц, одно из них — детское — она была не в силах контролировать. Затем она испуганно меняла его на другое, меняла выражение, становясь научной дамой и обретая спокойное, всемирно известное лицо, которое Бланш иногда называет истерическим и кататоническим. Ее третья любовь, к Пьеру Кюри, выходила — как утверждала Мари в разговорах с Бланш — за рамки обычного, к тому же, у них родилось двое детей.