Пер Энквист - Книга о Бланш и Мари

Бланш дважды пишет в «Книге вопросов» о поворотном моменте. Во второй раз ей уже все ясно.

И тогда ее вводный вопрос звучит: Когда у меня появилось объяснение крушению Мари?(в первый раз она пользуется несколько расплывчатым словом «дилемма»). Речь идет о краже письма из Ларкуэ. Бланш, вероятно, в конце концов осознала ее последствия.

И снова описание той кошмарной ночи.

Мари ворвалась ко мне в комнату и бросилась на колени возле моего ящика, ее лицо было мертвенно-бледным, волосы растрепаны, она воплощала величайшее отчаяние и изнеможение, но на лице у нее была написана такая неприступность и замкнутость, что мне захотелось, чтобы она заплакала, хоть она и сказала, что не может. В их общую с Полем квартирку вломились, и кто-то выкрал письма, которые Мари писала Полю. Самое ужасное, что среди них было и то длинное письмо, которое она написала в августе 1910 года из Ларкуэ. Я спросила, почему именно это письмо представляет такую большую опасность, она ответила: его не следовало писать. Почему же ты тогда написала, спросила я, всему виной любовь, ответила она.

Все, казалось, знали, но это не было достоянием общественности.

И вот стало.

3 ноября 1911 года завершился Сольвей-конгресс. Мари и Поль принимали в нем участие, Мари вступила там в бурный спор с Резерфордом о свойствах бета-распада, а Эйнштейн написал в письме Генриху Цангеру, что во время конгресса интенсивно общался с Мари и Полем и что «они — действительно очаровательные люди, а мадам Кюри даже пообещала приехать навестить меня вместе с дочерьми». Эйнштейн описывает также свое восхищение «страстностью и блистательным умом» Мари, — а на следующий день после закрытия конгресса, 4 ноября 1911 года, жизнь Мари рушится, и в дальнейшем она уже никогда больше не сможет заниматься наукой.

На первой странице газеты «Ле Журналь» в качестве главной новости сообщается, что Мари Склодовская-Кюри «разбила брак женатого мужчины». Приводится и ее фотография. Заголовок звучит: «Любовная история: мадам Кюри и профессор Ланжевен». Статья начинается словами: «Лучи радия разожгли своим загадочным голубым сиянием огонь в сердце одного из ученых, интенсивно изучавших его активность, а жена и дети ученого тем временем безутешно рыдают».

Этот загадочный голубой свет. Мари, Мари, вот и понеслось.

Если находишься так высоко, падение оказывается глубоким и тяжелым.

А это было падением, тут все, казалось, были единодушны. Даже Мари, упавшая в пылающий кратер любви и внезапно ощутившая боль. Столь несправедливую! несправедливую! Ведь она просто любила!

Но ведь были еще и дети. Чего им только не пришлось вынести! Подруги, школа, все то, что находилось вне ее контроля и ударяло по детям!

Дети!

Не было ни одной газеты, не кипевшей яростью. «Ле Пти Журналь» полагала, что необходимо вновь вернуться к проигранным в свое время дебатам по поводу Дрейфуса: Мари ведь наверняка была еврейкой, и здесь существовала, пусть неявная, но несомненная связь. Французской семье угрожала еврейка и иностранка. Опять то же самое! как в армии! как в политике!

На большом развороте печатались интервью; утопавшая в слезах Жанна Ланжевен была застенчива и ненавидела публичность, но все-таки выслала к журналистам свою мать. Та дала подробную характеристику разрушительнице брака Мари Склодовской-Кюри: полька, лишенная женственности, интересующаяся лишь книгами, лабораторией и славой.

Все уважаемые газеты дружно осудили Мари, это произошло 6 ноября. 7 ноября — события следуют прямо одно за другим — агентство новостей «Рейтер» распространило телеграмму, сообщавшую, что Мари Кюри присудили Нобелевскую премию по химии за 1911 год.

Впервые Нобелевская премия присуждалась кому-либо во второй раз. Ни слова об этом событии во французской прессе. Позор! Позор, что безнравственная женщина разрушила французскую семью, и позор для Франции, что «французской» исследовательнице при таких прискорбных обстоятельствах присудили Нобелевскую премию!

О чем лучше было помалкивать.

Я должна бежать, сказала она Бланш в ту ночь. Мне надо исчезнуть вместе с детьми. С моего тела сорвали одежды, и я голой выставлена на всеобщее обозрение, позор!

— Я знаю, каково тебе, — ответила Бланш.

— Что ты знаешь?

— Мари, — сказала Бланш, — ты сейчас находишься в хорошо знакомой мне ситуации. Тебя рассматривают дикие звери. Их похотливые глаза говорят тебе, что им вот-вот захочется наброситься и разорвать тебя на куски. Но ты ошибаешься. Убивать тебя они не хотят. Их желания распутны, но не смертоносны. Они рассматривают твое тело, потому что жаждут его.

Мари не поняла, а Бланш не сумела объяснить. Представь себе, сказала она, что ты идешь через лес и скоро откроется поляна, и ты увидишь.

— И что? — спросила Мари. — Что я увижу?

— Воду. Реку. И там стоит тот, кого ты любишь, и ты уже больше не одна, и он всегда будет рядом с тобой.

Но он — не будет.

Друзей Поля Ланжевена вызвали к префекту полиции Луи Лепину. Это было 9 ноября 1911 года, через два дня после сообщения о присуждении Мари Кюри Нобелевской премии.

Друзей звали Жан Перен и Эмиль Борель.

Префект полиции передал им предложение. Если Поль Ланжевен безоговорочно откажется от воспитания детей и назначит жене ежемесячное содержание в одну тысячу франков, скандала можно будет избежать, и письма, в частности длинное письмо Мари, которое лишит ее возможности заниматься исследованиями в интересующей ее области науки, останутся неопубликованными.

Вернувшись со встречи с префектом полиции Лепином, они изложили это предложение Мари и Полю. Мари заявила, что решать Полю. И что она предоставляет ему полную свободу. Поль заявил, что данное предложение неприемлемо.

Это означало войну.

На деле это означало также конец научной карьеры Мари. Вскоре после принятия решения, как его следствие, газета «Л’Эвр» на девяти страницах опубликовала приложение, содержащее все любовные письма Мари к Полю и вдобавок, длинное письмо, написанное ею Полю в августе 1910 года из Ларкуэ. Письмо с хладнокровными инструкциями, как ему получить свободу, с яростными вспышками ненависти в адрес жены, письмо, которое не следовало писать, но, главное, ни за что не следовало публиковать. Оно приводилось полностью. «С ученой рафинированностью она описывает различные изобретательные способы, как можно довести несчастную жену до отчаяния и заставить пойти на разрыв». Все, все извлекли на поверхность.

Какая грязь, о, Мари, какая грязь.

И все, все вышло наружу.

Позднее Мари обнаружили в Со.

Девочки пришли домой из школы. Кто-то показал Ирен газету с материалом о ее матери. Несколько доброжелательных друзей прочли отрывок вслух и объяснили, что газеты печатают это, потому что ее мать — шлюха. Девочка не захотела слушать дальше и бросилась домой. Дома была только Бланш.