Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе

Собачий загон, огороженный своим собственным забором из сетки, находился справа у стены. Внутри были перегородки и какие-то закрытые помещения, но Юра прошел мимо. Отперев дверь маленького сарайчика, он протиснулся в него и вскоре с грохотом выбросил оттуда детскую цинковую ванну и несколько ржавых лопат – на выбор. Пока Фурман перебирал лопаты, Юра пару раз с брезгливой силой стукнул ногой по днищу перевернутой ванны, чтобы выбить из нее присохшую грязь, потом сурово посоветовал напарнику взять другую лопату (Фурман выбрал слишком короткую) и, не дожидаясь его, поволок ванну к неизвестной цели.

Сад оказался куда больше, чем можно было предположить, глядя со двора. У здания отделения сзади обнаружился длинный флигель, а за ним – спортивная площадка. В другую сторону конец заросшего участка даже не просматривался.

Источник песка, представлявший собой древний слежавшийся холмик, находился за спортивной площадкой, между ее дырявым сетчатым ограждением и полуосыпавшейся кирпичной стеной. Копать было тяжело, а таскать насыпанную с верхом ванну, у которой сохранилась только одна ручка, – еще тяжелее. Хорошо хоть Юра догадался сбегать в сарай за рукавицами. Они были заскорузлыми от грязи и большей частью на одну руку, но все же защищали ладони от режущей кромки ванны. Во время третьей ходки могучий Юра попробовал в одиночку тащить ее волоком по земле, но этому мешали многочисленные выступающие корни – ванна сильно кренилась набок и песок высыпáлся. Пришлось снова нести груз на руках. Когда они вернулись к месту «раскопок», Юра предложил устроить короткий перекур.

Он действительно закурил, а Фурман посвятил свободное время разглядыванию старой стены, образующихся на ладонях мозолей и пробивающихся сквозь зимний мусор остреньких травинок. Юра, нервно поглядывая на часы, делал торопливые глубокие затяжки. После того как он крепко втоптал окурок в землю, они снова принялись за работу.

В качестве более сильного напарника Юра вел себя довольно грубо. Когда Фурман оказывался первым номером и нес груз за спиной, Юра безжалостно толкал его сзади, так что он то и дело спотыкался и едва успевал смотреть себе под ноги на коварной дороге. Если же он бежал вторым, то вообще не разбирал дороги и, надеясь на авось, просто изо всех сил цеплялся за ванну. Четвертая ходка далась ему тяжелее всего. Фурман удерживал эту дурацкую проклятую чертову неподъемную ванну лишь отчаянным усилием воли. Где-то на полпути поняв, что онемевшие пальцы вот-вот сами собой разогнутся и он позорно выпустит ношу на полном скаку, Фурман прерывающимся голосом попросил злого напарника остановиться: «Давай немного передохнем. А то пальцы уже не слушаются – боялся, уроню…» – объяснил он, встряхивая руками и пытаясь восстановить дыхание. Взгляд у Юры был то ли озабоченный, то ли смущенный. «Да, тяжелая, сволочь… – признал он, слегка пнув борт ванны. – Конечно, с нормальными носилками было бы удобнее. Но увы… Ладно, эту отнесем и устроим перерыв минут на десять. Потом сделаем еще парочку ударных ходок – и шабаш. Извини, если я тебя загнал. Просто я хотел до обеда с этим закончить. Ну как, отдохнул? Тогда взяли». И они поперлись дальше. Но благодаря Юриному вниманию, Фурману стало уже немножко повеселее…

Тем временем после бесконечной череды серых дней в природе что-то сдвинулось, и вдруг разом наступила самая настоящая весна. В голубом небе не было ни облачка, а после полудня солнце стало так припекать, что можно было смело начинать раздеваться. Фурман повесил на сучок куртку, но, почувствовав, как по мокрой спине побежали холодные мурашки, решил пока не снимать свитер. Юра же сбросил с себя не только заношенный свитер, но и зеленую армейскую рубашку, оставшись в открытой белой майке: «Буду загорать!» У него были очень атлетичные руки и плечи, хотя он сильно сутулился. Выяснилось, что Юра два года занимался боксом и даже имеет какой-то юношеский разряд. Кстати, брюки на нем тоже были офицерские, с тонкой красной каймой. Впрочем, Юра их совсем не жалел.

После тяжелой беготни хотелось посидеть, но, не зная здешних порядков, Фурман, конечно, не стал бы ради этого забираться на стену (мало ли, а вдруг завоет сирена и набегут санитары – это ж все-таки психушка). Юра же уверенно устроился сверху, ловко закурил и, выдохнув дым, показал напарнику – мол, чего ждешь, присоединяйся. Сидеть на кирпичной стене было жестковато, но все равно очень приятно: горячее солнышко, уединенность, глушь, птички поют, выползли букашки, даже первый шмель появился – весна… Хорошо!

А под этим горькая горечь – стена-то тюремная. Да и от вчерашней ужасной ссоры с мамой никуда не денешься.

Отверженный. Отверженный…

Юра о чем-то спросил, и понемногу у них завязалась беседа. Зная, что у заключенных не принято сразу спрашивать, за что они сидят, Фурман все-таки не утерпел и с явно опережающей события откровенностью рассказал о том, как он попал в больницу. Юра же про свои обстоятельства говорил не слишком охотно, сообщив лишь, что у него сложные отношения с отцом-военным и – были раньше, когда он еще ходил в школу, «на воле», – с учителями. Но зато он подробно ответил на все вопросы о жизни отделения. Как понял Фурман, у Юры было какое-то особое и в чем-то даже привилегированное место. В больнице он находился уже около года, причем это был отнюдь не самый большой срок среди обитателей отделения. Фурман с тоскливым удивлением отметил, что Юра и о себе, и о других говорит, что они здесь «живут», а не «лежат». Сам-то он в любом случае не собирался здесь задерживаться – от силы две недели, как сказала врач, да и то если не сбежит… Кстати, сделать это, по словам Юры, можно было без всякого труда, прямо хоть сейчас, – но только непонятно, зачем убегать, если на выходные всех желающих и так отпускают по домам. Можно просто не возвращаться, и всё. Что здесь действительно здорово, сказал Юра, так это то, что они никого не держат насильно. (Во всех других отделениях больницы порядки были куда более строгими.) О главвраче Борисе Зиновьевиче Юра отзывался с большим уважением, называя его БЗ или «шефом»: мол, он не только один из лучших специалистов в своей профессиональной области – о чем, конечно, не нам судить, – но и, что не менее важно, просто отличный мужик. У него, конечно, есть свои недостатки, как и у любого другого. К примеру, он иногда может вспылить не по делу и сильно наорать на человека, но по большому счету ему вполне можно доверять. Что же касается пациентов, то Юра, по его словам, старался держаться «от основной массы» подальше, поскольку «по-человечески» они были ему не очень интересны. Но у него и раньше так было, с его классом. «Наверное, я просто мизантроп, – философски заметил он. – По-моему, это самые обычные люди, такие же, как и везде. Разве что заикаются… Но на это очень скоро перестаешь обращать внимание. Хотя поначалу это, наверное, выглядит действительно довольно страшно. Надо же, я ведь уже и забыл о своих первых здешних впечатлениях…»