Иван Краус - Полчасика для Сократа

— Вы пишете какую-нибудь книгу?

— Я как раз начал одну… — отвечает писатель, но молодой человек его останавливает, потому что это абсолютно исчерпывающий ответ, да и за эфирным временем нужно следить.

Невзирая на дороговизну эфирного времени и необходимость его экономии, зрители успевают узнать массу интересного. Актеры играют, писатели пишут, художники рисуют, спортсмены соревнуются, ученые исследуют, а политики не играют на музыкальных инструментах.

Кое-кто из гостей захватывает с собой книги, которые они только что написали и хотят прорекламировать.

Спортсмены пишут не менее усердно, чем политики.

Актеры пишут еще больше спортсменов, в основном мемуары. Актеры, которые уже мало что помнят, заказывают свои воспоминания другим. А вот писатели с этим делом явно отстают. Может быть, оттого, что они посещают слишком много ток-шоу и на работу времени не остается.

Впрочем, больше всех пишут телеведущие. Они, правда, вынуждены уделять время гостям, так что на рекламу собственных книг его почти не остается. Потому-то их книги показывают в самом конце передачи, на фоне титров. Зато во весь экран.

И называются книги ведущих одинаково: «Как сделать хорошую телевизионную передачу».

Это был приятный вечер, где все было так, как бывает обычно на встречах людей искусства.

В четверть двенадцатого, когда компания уже понесла потери, к нам подсел молодой режиссер, о котором в последнее время много говорят в театральных кругах.

Он разглядывал меня какое-то время, затем поправил сережку в ухе и спросил:

— Вы наполовину?

Я прикинул в уме количество выпитого, и поскольку счел себя почти трезвым, то и не видел повода соглашаться с ним.

— Ни капельки, — ответил я.

— Не может быть, — засомневался молодой человек и снова внимательно посмотрел на меня.

В этот момент жена толкнула меня ногой под столом. Я не понял зачем.

— Сначала я думал, что вы на все сто, — продолжал режиссер, измерив меня взглядом.

— Ни в малейшей степени.

Молодой человек погладил свою сережку и покачал головой.

Затем перевел взгляд на мою жену.

— Ну, супруга-то ваша просто стопроцентная, — заявил он спустя некоторое время.

Не в моих правилах хвастать достоинствами своей половины, поэтому я ограничился вежливой улыбкой и согласился, что, несмотря на отдельные недостатки, жена у меня, что надо.

Режиссера мой ответ не удовлетворил.

— По-моему, вы меня не понимаете, — вздохнул он и огляделся вокруг, — вот та художница, к примеру, — на четверть, хотя по ней не скажешь.

Я посмотрел в указанном направлении. Мне показалось, что дама с трудом сохраняет равновесие.

— Пожалуй, она слегка перебрала, — согласился я.

— А певца в углу видите? Он — полностью, — настаивал режиссер.

И хоть певец выглядел абсолютно трезвым, я не счел нужным возражать.

— А на ту вот актрису вы бы подумали, что и она на четверть?

Я взглянул на актрису и пожал плечами.

Жена опять толкнула меня под столом. Затем она подняла глаза к потолку и вздохнула так, как вздыхает тогда, когда ей кажется, что до меня чего-то не доходит. Но я не понимал, что до меня должно дойти.

— Вот я — наполовину, — не унимался режиссер.

Атак как я молчал, он опять пристально посмотрел на меня и сказал, что и я явно наполовину и что ему непонятно, почему я не хочу признать это.

И я снова повторил, что во мне — ни капли, а если бы было, я бы не скрывал, мне незачем этого стыдиться, да и не в моем это характере.

— Вот видите, — сказал он.

После чего добавил, что сам он этим даже гордится. Когда он снова завел речь о том, что я, как минимум, — наполовину, а жена моя и вообще откровенно на все сто, я решил уйти от этой темы и спросил:

— А ваша жена?

— Моя — наполовину, так же, как я, так что наш сын на четверть… Мы назвали его Соломон, — с сияющими глазами сообщил режиссер.

И тут до меня наконец дошло, что он вовсе не о том, кто насколько пьян.

Когда он снова повторил, что сын его на четверть, было уже три четверти двенадцатого. Я извинился и сказал, что мне пора домой.

Ночью мне приснилась колючая проволока. На каждом бараке висели таблички с процентами.

Режиссер пытался втолковать надзирателю, что его нужно отправить в барак к половинкам, а не четвертинкам.

Чем там все закончилось, я так и не узнал.

Мне стало дурно, и я проснулся ровно в половине седьмого.

Узнав из теленовостей, что на французских дорогах орудуют пираты, мы решили хорошенько подготовиться к поездке.

Драгоценности жена, слава Богу, не носит, а вот деньги и документы надо было куда-то прятать. Еще за неделю до отъезда жена пришила мне к пиджаку тайные карманы. Я разложил по ним паспорта и бумажник, после чего пиджак примерил.

— Ты какой-то квадратный, — сказала жена, оглядев меня.

Я посмотрел в зеркало и обнаружил, что она права.

Я был похож на усталого робота. Не говоря о том, что стояла жара и на многие километры вокруг в пиджаке буду только я. Это может броситься в глаза, а поскольку современные пираты далеко не дураки, они наверняка тут же на меня нападут.

Моя идея положить все в кожаные ботинки тоже провалилась. Оказалось, что я не смогу нормально ходить.

Жена сбегала в магазин и вернулась с поясом, в который можно было положить деньги. Я заметил, что вещь эта, безусловно, практичная, но не на случай опасности. Современных пиратов нельзя недооценивать, им это изделие, скорее всего, знакомо.

— Не удивлюсь, если они сами прячут украденные деньги в такие же пояса, — сказал я.

Жена призналась, что не подумала об этом, и пояс был забракован.

Из списка предметов, могущих послужить тайником, мы последовательно исключили:

дамскую шляпу (падала мне на глаза),

дамский парик (недостаточный объем),

зимние пальто (не сезон),

рабочие рукавицы (невозможно вести машину),

запасную покрышку (машину могут угнать),

место за магнитолой (по той же причине),

двойное дно в багажнике (все потому же),

коробку из-под конфет (подозрительный вес),

тайники в нижнем белье (по личным причинам),

полый хлеб или арбуз (пираты тоже хотят есть),

пылесос (заметно),

картинную раму (накладно),

надувного лебедя (объемно).

Наконец жену осенило. Она пришила мне специальные карманы к рубашке в подмышки, так что и в глаза я не бросался, и в любой момент мог достать деньги или документы.

Я радовался нашей придумке, но лишь до той минуты, когда до нас дошло, что двое людей без багажа очень даже привлекут внимание пиратов.

«Если они заметят, что у нас нет ни одной сумки, они нас сразу раскусят», — заключила жена.

Было ясно, что так мы станем самыми подозрительными из пострадавших и вдобавок разозлим пиратов, если они у нас ничего не найдут. Поэтому мы решили, что возьмем в дорогу старые вещи, которых не жалко. В крайнем случае они отберут одну дорожную сумку и отбудут восвояси. Потом мне в голову пришло, что, если у нас при себе не будет никаких документов, это тоже вызовет подозрение. После недолгих размышлений я решил пожертвовать водительскими правами.