Иван Краус - Полчасика для Сократа

Я подумал, что это как раз столько, сколько необходимо, чтобы сделать ноги красивыми или обрести ощущение счастья, и решил не тратить времени зря. Правда, добрая минута ушла у меня на выбор между книгой «Как установить контакт в первые решающие четыре минуты» и пособием «Как завоевать симпатии за первые три минуты», потому что я не читал брошюру «Как принимать мгновенные решения», но в конце концов мой выбор пал на симпатии за первые три минуты.

Поскольку продавщица искала «5 минут для обретения чувства счастья» несколько дольше, я успел еще заглянуть в книгу «Семиминутный секрет секса».

Но секрета я не раскрыл. Думаю, мне не хватило последней седьмой минуты постижения, от которого меня оторвала продавщица. Она нашла «5 минут для обретения чувства счастья» всего за шесть минут, да еще извинялась, что книгу заложили стопкой с краткими Библиями, подготовленными к распродаже.

Я попытался завоевать ее симпатии за три минуты, усердно (как советовали в пособии) ей улыбаясь. Но она, как на грех, смотрела исключительно на мои ботинки.

Зато всего за три минуты я придумал название нового руководства: «Как узнать, что нам не нужно знать».

Самый умный народ на свете, разумеется, чехи. На сегодняшний день это общеизвестный факт, против которого нечего возразить. Остается, правда, вопрос, где сейчас умных чехов больше: дома или за границей. Среди чехов по этому вопросу согласия нет.

В одном, впрочем, все чехи быстро сходятся: в своем мнении о других. Только чех способен за невероятно короткий срок разглядеть и оценить ошибки и недостатки других народов.

Один из лучших знатоков мира — Нивлт. Он умеет оценивать качества, а главное, недостатки самых разных стран, и, чтобы узнать страну, ему совсем не обязательно жить там долго.

Время от времени Нивлт звонит мне из этих стран и делится результатами своих наблюдений.

Как умный человек, он всегда звонит, естественно, за счет фирмы, пославшей его в командировку. Фирма, на которую он работает, британская, поэтому нет никакой опасности, что директор запретит Нивлту звонить: по его словам, англичанам ни за что не раскрыть некоторых фирменных хитростей, потому что они в них полные нули. Кроме того, они абсолютно не умеют готовить.

Об американцах Нивлт сообщил, что они тоже очень наивные и не умеют придумывать такие хорошие машины, как, к примеру, «мерседес» или «фольксваген». Про «фольксваген» Нивлт сказал мне, что это — один к одному — копия старой чешской «татры». Копией чего был «порше», я уже не помню. Зато о немцах я узнал, что у них нет чувства юмора.

Это роднит их со швейцарцами, которые к тому же жуткие скопидомы.

Французы совсем недалекие.

Итальянцы — комедианты и бюрократы.

Шведы завистливые.

У финнов кошмарный язык.

А над бельгийцами смеются даже французы.

Недавно Нивлт снова позвонил мне — из Мадрида. Он установил, будучи там в командировке, что испанцы примитивы, потому что любят корриду.

«Как мы могли бы жить, если бы не чертовы коммунисты», — вздохнул он в трубку и заявил, что уровень жизни чехов был бы тогда выше, чем в Бенилюксе или любом скандинавском государстве.

О коммунистах Нивлт говорил как о ком-то, кто в Чехословакию явился и поселился навеки. На мои возражения, что коммунисты тоже из чехов, Нивлт ответил, что большинство из них словаки, и предложил мне представить, что было бы, скажем, в Англии или Швейцарии, если бы там правили коммунисты, как у нас.

— Но в Швейцарии коммунисты не правят, — сказал я.

— Их счастье, — парировал Нивлт.

Я спросил: может, это их заслуга, что их страна не стала коммунистической?

— Брось, — разозлился Нивлт, — швейцарцы абсолютно пассивные и политически безграмотные. Чехи куда лучше разбираются в политике. Им просто повезло, вот и все.

Мне не хотелось в международном телефонном разговоре из Мадрида за счет британской фирмы вести дискуссию о швейцарских коммунистах, поэтому я промолчал.

— Если бы к нам в шестьдесят восьмом году не пришли русские, все могло быть по-другому, — вздохнул Нивлт на другом конце провода. Я напомнил ему, что коммунисты, позвавшие русских, находились у власти с сорок восьмого года, отчего он вскипел.

Февраль сорок восьмого, по мнению Нивлта, был полностью на совести президента Бенеша. Не будь его ошибок, Готвальд не пришел бы к власти. Не будь Рузвельта, не случилась бы Ялта, не будь Ялты, у Сталина с Готвальдом не было бы шансов. А не будь этих двоих, не наступил бы февраль, тогда бы мы получили от американцев план Маршалла, а с этим планом Чехословакия оказалась бы сейчас фантастической страной. Я слушал, как Нивлт расписывал все это так, будто во время всех упомянутых событий чешский народ был где-то в отпуске.

И поскольку я молчал, Нивлт, продолжая развивать свою теорию, заявил мне из Мадрида за счет британской фирмы, что ошибку допустил еще президент Масарик, так что, не будь его, мы могли бы остаться частью Австро-Венгрии.

— И жили бы теперь, как австрийцы, — завершил он свой исторический экскурс.

— Зато и говорили бы уже не по-чешски, а по-немецки, — сказал я.

Нивлт посмеялся надо мной по международному тарифу.

— Абсурд. Немецкий язык дубовый. А австрийцы бездарные. Вот если б наш брат взял все в свои руки…

Разойдясь не на шутку, он вопросил, а был ли у австрийцев Коменский. И одно за другим стал выкрикивать в трубку имена наших исполинов:

— Гашек? Батя? Затопек? Ян Гус? Жижка? Навратилова?

Он живописал мне, что мы, чехи, могли бы сотворить из Австрии, но тут нас разъединили. Планов Нивлта по дальнейшему процветанию этой страны я так и не узнал.

Австрии придется пока подождать.

Если размышлять над этим, то закрадывается чувство, будто что-то в этом есть, будто мы, чехи, может, и вправду самые умные из всех, — тут я отключил телефон.

— Пожалуйста, выберите карту…

— Спасибо.

— Выбирайте…

— Нет-нет, спасибо.

— Любую.

— Спасибо, нет.

— Ну, пожалуйста… всего одну карту.

— Сожалею, но мне не хочется.

— Вы заставляете меня ждать…

— Я сказал, что никакая карта мне не нужна.

— Но мне нужно, чтобы вы ее выбрали. Вы задерживаете представление.

— Почему?

— Потому что вы до сих пор не выбрали карту.

— Мне не нужна карта.

— Вам нужно только выбрать, больше ничего.

— Зачем, если я не хочу?

— Боже мой, ну что вам стоит?

— Это мое дело.

— Не будьте таким упрямым.

— Это вы упрямый.

— Ну, выберите уже карту…

— Об этом не может быть и речи.

— Почему?

— Потому что я не хочу.

— Вы должны выбрать.

— Почему?

— Потому что других зрителей здесь нет.

— Это не мое дело.