Барбара Пим - Осенний квартет

Это было ей не по силам, и она повалилась на ближайшее сиденье, ничего не соображая и даже не взяв билета. Но через минуту-другую пришла в себя — отчасти из самозащиты, негодуя на кондукторшу, которая громогласно спросила ее: — Все в порядке, милочка?

— Конечно, в порядке, — сухо ответила она.

Но, придя домой, она поняла, что поход к врачу и потом к дому мистера Стронга утомил ее больше, чем всегда. «Ну что ж, удивляться тут нечему…» — вспомнилась ей реплика Нормана. И еще: «Выложились до конца», — говаривал он.

Сидя за кухонным столом, она вспомнила, что пообещала врачу приготовить себе сытную еду, придя домой, но ей даже думать о стряпне было невыносимо. Пожилым людям вообще не следует много есть, неужели врач сам этого не понимает? Чашку чая? Безусловно. Чай подбадривает, а с тех пор, как она обзавелась пакетиками с заваркой, чаепитие стало куда проще. В магазине самообслуживания она купила упаковку со 144 пакетиками, и этого ей хватит недель на семь минус один день. Но до тех пор надо еще побывать в больнице; карточка с датой вызова в клинику мистера Стронга стояла у нее на каминной доске. Правда, такие напоминания совершенно излишни, особенно после того, что она видела сегодня.

Эта мысль побудила ее подойти к стенному шкафу и выбрать там консервную банку. Вот сардины из запасов для Снежка, но может, лучше взять «Мясо на завтрак»? При банке был ключик, но не успела она повернуть его несколько раз, как он сломался, и у нее не хватило сил возиться с банкой дальше. Она оставила ее, полуоткрытую, на сушильной доске рядом с раковиной и ограничилась тем, что ей, собственно, и требовалось, — двумя-тремя послабляющими галетами.

— Значит, вы не зашли к ней и не сказались? — спросил Нормана Эдвин.

— За кого вы меня принимаете? Можете себе представить, какую встречу мне бы там оказали? Она стояла около сарайчика с полными руками молочных бутылок и, наверно, видела меня.

— Да, зная Марсию, можно понять, почему вы не захотели врываться к ней незваным.

— Врываться! — сказал Норман со своим обычным ироническим смешком. — Самое подходящее выражение! Я встретил там эту общественницу, и она приняла меня за наводчика.

— Присматривает за ней? И правильно делает, сейчас такое время, нельзя рисковать, — сказал Эдвин. — Я пройду там как-нибудь вечером, посмотрю, может, ей надо будет помочь.

Но Эдвин, конечно, не представлял себе, чем бы он смог «помочь» Марсии, если бы ей понадобилась помощь. Сама по себе эта идея была маловероятна, и он высказал ее лишь для очистки совести. Но все-таки они с Норманом работали вместе с Марсией, и человек посторонний счел бы их обязанными помочь ей или по крайней мере предложить свою помощь. Выразить готовность, как сказал бы Норман. Но в тот вечер, в день Тела Господня, в приходской церкви Эдвина должна была состояться служба, с крестным ходом, который начнется в восемь часов и продлится, пожалуй, не меньше часа. После службы они с отцом Г. отправятся в пивную, так что зайти к Марсии ему будет некогда. Не лучше ли отложить это на конец недели — на субботу днем или на воскресенье перед вечерней? Тогда можно будет не засиживаться у нее.

— Я там редко бываю, — уточнил Норман. — Меня Клэпем не манит.

— Да, вам ближе к Летти, — сказал Эдвин.

— Ну и что из этого? Неужели вы предлагаете мне заглянуть к ней?

Неизвестно почему, но эта мысль рассмешила их обоих, и то, что вначале было попыткой разрешить серьезную задачу, обернулось шуточкой. Но почему это развеселило их? — удивился Норман. Ничего смешного тут нет. Может, это чисто нервное, но при чем тут нервы? Скорее подсознательное, сказал Эдвин, и то, что Летти и Марсия проникли в их подсознание, рассмешило обоих еще больше. О таких вещах они не привыкли ни рассуждать, ни даже задумываться.

— Мисс Айвори, вы не откроете мне? — Стоя на крыльце ее дома, Дженис думала: «А навестил ли кто-нибудь Марсию за те две недели, что я пробыла в Греции? Вряд ли, ведь Марсия хоть и со странностями, но не инвалидка и сама справляется со своими делами. Да, нечего сказать, вот как мне повезло!»

В садиках вдоль улицы пестрели поздние летние цветы — георгины и астры, ранние хризантемы, розы повторного цветения, — и даже за домом Марсии, вокруг того, что называлось у Присциллы и Найджела «бутылочным сарайчиком», росли высокие желтые ромашки. Присцилла и Найджел никогда не бывали в этом сарайчике, но часто видели, как Марсия то входит, то выходит оттуда с бутылками в руках. На это занятие она тратит чуть не все время. Занятие довольно сумасбродное, но, в сущности, безобидное, и чем оно хуже других человеческих увлечений, таких, как собирание спичечных коробок или сигаретных этикеток? Нужно уважать в человеке личность. И если знакомство с Марсией чему-нибудь и научило Дженис, то по крайней мере этому. И все-таки она чувствовала, что надо попытаться уговорить ее уехать куда-нибудь на отдых. Конечно, не в Грецию, вообще не «за границу», — трудно себе представить, что Марсия сидит в таверне и ест не мясное блюдо с двумя овощными гарнирами, а осьминога или что-нибудь в этом роде. Но несколько дней в Борнмуте или туристская поездка в Котсуолдские Холмы подкрепят ее на всю зиму.

— Мисс Айвори! — Дженис снова нажала звонок и постучалась в дверь. Неужели она вышла?.. Хотя кто ее знает! Попробовать, может, не заперто? Дженис толкнула дверь, но она была на запоре. Надо попытаться войти с заднего хода, хотя если Марсия вышла, то задняя дверь тоже должна быть заперта. Будь Найджел или Присцилла в городе, у них все можно было бы узнать, но ведь они в Сардинии, лежат где-нибудь на пляже и даже не думают о своем модном домике рядом с лужайкой в развивающемся районе и об этой странной женщине, своей соседке. Да, в отпуске уходишь мыслями от всех этих дел, не без горечи подумала Дженис.

И тут она увидела несколько бутылок молока — не на крыльце, а за углом дома, в маленьком деревянном ящике, где, видимо, Марсии оставляли молоко, чтобы бутылки стояли в тени и чтобы их не украли, пока она на работе. Это испугало Дженис, и она побежала к задней двери — а вдруг Марсия лежит больная и не может даже спуститься вниз за молоком? Если войти в дом в ту дверь, можно будет окликнуть ее, и, если Марсия лежит в постели, она отзовется. А вдруг она упала и не может двинуться с места, не может добраться до телефона? Да есть ли у нее телефон? Может быть, и нет. Соседи в отъезде, и она так и будет лежать без помощи… В теории Дженис представляла себе любую ситуацию, все, что могло случиться, но, заглянув в стекло задней двери, она никак не была готова к тому, что увидела — Марсия, уронив голову, сидела за столом без сознания, а может быть, даже и мертвая.