Сара Дессен - Страна грез (ЛП)

Второй раз произошел в конце её последнего года старшей школы, когда её первый парень, Джейсон Паркер, бросил ее ради возможности «встречаться с другими людьми» и «наслаждаться свободой». Это было последнее лето перед колледжем, Кэсс тогда рыдала целую неделю, сидя в халате на кровати и отказываясь куда-либо идти. Она отстранилась от всех, стала проводить много времени с Боу — они пили чай, обсуждали дзен-буддизм и читали сонники. Тогда Кэсс и начала обращать внимание на мелочи, словно разыскивая послание мира для себя.

Она поступила в три из четырех университетов, в которые подала заявления, и в итоге выбрала Йельский университет. Мои родители были в восторге, устроили вечеринку по этому поводу. Мы аплодировали и радостно кричали, когда она наклонилась, чтобы разрезать большой торт с надписью «БЕРЕГИСЬ, ЙЕЛЬ: КЭСС ИДЁТ!», который моя мама специально заказала в кондитерской.

Но на самом деле Кэсс была сама не своя. Она улыбалась, принимала одобрительные похлопывания по плечам, закатывала глаза по поводу гордости и взволнованности родителей, но мне казалось, что она просто плыла по течению. Я подумала тогда, что, возможно, она ждала знака, пыталась найти что-то, чего не могла увидеть с нами или даже в Йельском университете.

Она была в таком ступоре до самого конца учебы в школе. В середине июня она отправилась со своей подругой Минди к её родителям, живущим на побережье, нашла там работу — выдавала шезлонги в аренду отдыхающим. А через три дня она встретила Адама. Он, в компании нескольких друзей из шоу, приехал на побережье на каникулы и однажды арендовал шезлонг. Адам тогда провел на пляже весь день, а вечером пригласил её на свидание.

Когда на следующее утро сестра позвонила, её голос и смех были такими счастливыми, что я могла с уверенность сказать: наша Кэсс вернулась. Но, как вскоре выяснилось, ненадолго.

Вряд ли кто-то из нас осознавал, как сильно мы нуждаемся в Кэсс, пока она не исчезла. Теперь все, что у нас осталось — её комната, истории о ней и тишина, поселившаяся в доме, пока мы пытались хоть как-то заполнить образовавшуюся с её уходом пустоту.

Никто не вспомнил о моём Дне рождения, а наша кухня словно превратилась в штаб, наполненный звонками, громкими голосами и повисшим в воздухе напряжением. Мама отказывалась отходить от телефона, надеясь, что Кэсс позвонит с минуты на минуту и скажет, что все это — просто шутка, и, конечно же, она всё еще собирается в Йель. Тем временем, мамины друзья из PAT и Младшей Лиги слонялись по дому, каждые пять минут варили кофе, протирали стол и сплетничали, собравшись маленькими группками у черного входа. Мой отец закрылся у себя в офисе и обзванивал каждого, кто мог знать Кэсс, каждый раз вешая трубку, чтобы вычеркнуть очередное имя из длинного списка, лежавшего перед ним. Сестре было восемнадцать, так что технически ее нельзя было объявить в розыск, как несовершеннолетнюю, сбежавшую из дома. Она скорее была как солдат, ушедший в самоволку, все еще не отслуживший свой срок и теперь находившийся в бегах.

Они уже пытались дозвониться в нью-йоркскую квартиру Адама, но номер был отключен. Затем они позвонили и на «Скандалы Ламонта», где автоответчик вновь предложил им оставить мнение о последнем выпуске, тема которого была «Моя сестра-близнец одевается как шлюха, и я не могу мириться с этим!», чтобы сотрудник мог им перезвонить.

— Я не могу поверить, что она сделала это, — говорила мама. — Йель. Она должна быть в Йеле. — И все знакомые кивали, предлагали кофе или еще что-нибудь.

Я пошла в комнату Кэсс и села на ее кровать, оглядываясь вокруг. На бюро лежали все вещи, что она и мама приобрели для колледжа во время нескончаемых субботних поездок в Уоллмарт: подушки, вентилятор, небольшая пластиковая корзинка, чтобы хранить ее принадлежности для душа, вешалки и голубое одеяло, все еще нераспакованное. Я спросила себя — как давно сестра решила, что ей будут не нужны все эти вещи? Когда она придумала план побега с Адамом?

Кэсс провела нас всех. Кэсс провела каждого.

С побережья она вернулась красивой, загорелой и по уши влюбленной, каждую ночь она часами висела телефоне, тратя на разговоры с Адамом все средства, что заработала за лето.

— Я люблю тебя, — шептала она ему, а я краснела. Кэсс не волновало, что я рядом и всё слышу. Она лежала поперек кровати, крутя в пальцах телефонных шнур, оборачивая его вокруг запястья. — Нет, я люблю тебя сильнее. Люблю. Адам, я люблю тебя. Ладно. Спокойной ночи. Я люблю тебя. Что? Больше всего на свете. Больше всего. Клянусь. Хорошо. Я тоже люблю тебя. — И когда она наконец вешала трубку, то притягивала колени к груди, глупо улыбалась и вздыхала.

— Жалкое зрелище, — сказала я ей однажды после очередной беседы, включавшей двадцать семь «Я-люблю-тебя» и четыре носовых платка.

— Эх, Кейтлин, — сказала она, снова вздохнув, перевернулась на кровати и села, чтобы посмотреть на меня. — Однажды это произойдет и с тобой.

— Господи, надеюсь, что нет, — сказала я. — Если я буду вести себя как ты, сделай мне одолжение — пристрели меня.

— Ох, да ладно тебе, — сказала она, поднимая бровь. Затем, прежде чем я успевала среагировать, она рванула вперед и, схватив меня за талию, потянула за собой на кровать. Я старалась вывернуться, но она оказалась сильнее, и смеялась мне в ухо, пока мы боролись. — Давай, — сказала она мне на ухо, она крепко держала меня за талию. — Продолжай. Скажи это.

— Хорошо, хорошо, — сказала я, смеясь. — Я сдаюсь. — Я чувствовала ее дыхание у себя на затылке.

— Кейтлин, Кейтлин, — сказала она мне на ухо, все еще удерживая меня за плечо. Она подняла руку и пальцем провела по шраму у меня над бровью. Я закрыла глаза, делая вдох. Кэсс всегда пахла мылом и свежим воздухом. — Ты такая заноза в заднице, — прошептала она. — Но я все равно люблю тебя.

— Аналогично, — отозвалась я.

Это было две недели назад. Наверное, она уже тогда знала, что уйдет.

Я подошла к ее зеркалу и посмотрела на все ленточки и фотографии, приклеенные вокруг него: награды за конкурсы по знанию орфографии, списки почета, кадры из фото-кабинки в торговом центре — Кэсс с друзьями корчат рожицы и смеются, обнимая друг друга. Были там и несколько наших с ней фотографий. Одна сделана на Рождество, когда мы были еще маленькими, на ней мы, одетые в одинаковые красные платья и белые колготки, держимся за руки; еще одна — летом на озере: мы, в одинаковых купальниках в синий горошек, сидим на краю дока, свесив ноги, и поедаем мороженое.

По другую сторону стены, у меня в комнате, стоит такая же кровать, такое же бюро и такое же зеркало. Но у меня на зеркале только одна фотография моей лучше подруги Рины, одна ленточка за третье место по верховой езде и сертификат хорошистки. Многие были бы рады и этому. Но для меня Кэсс всегда была номером один, и мои достижения меркли по сравнению с её.