Ханне Эрставик - Пасторша

То, против чего восставала я, было внутри меня, в самой темной глубине, какой-то узел, край, мне казалось, что я на дне шахты и потеряла факел, такая темень.

Так же темно было, когда они ехали, саамы, без костров и уличных фонарей. Издалека землянки и деревянные дома у реки казались, наверное, темными глыбами в снегу, ведь не было никакого света.

— Здесь не занято? — раздался мужской голос.

Я подняла голову — собралось много народу, зал был почти полон, передо мной стоял мужчина с кружкой пива в руках, я взглянула на него и кивнула.

Он улыбнулся, на вид ему было столько же лет, сколько и мне, может быть, чуть меньше, у него были темные волосы и карие глаза, он был худой, почти тощий. Он повернул стул так, чтобы сидеть лицом к сцене, я видела его ухо, затылок и мышцы на шее, они проступали под кожей.

За наш столик сели еще люди. На сцену вышли певица и трое парней — один из них нес большой контрабас, другой сел за рояль, а третий, с микрофоном, обеспечивал ритм и эффекты.

Певица что-то сказала, и они начали играть. Я выпила второй бокал вина. Под аплодисменты между двумя хитами открыла бутылку минералки. Они меняли стиль — то раздавались, очень осторожные звуки, то сильный грохот. Я смотрела на рот певицы, он открывался и закрывался как у рыбы в аквариуме, когда ты стоишь у стекла и видишь только рот.

Наступила пауза, и народ поднялся из-за столиков. Я осталась сидеть на месте и решила подождать: не хотелось стоять в очереди у стойки. Мой сосед тоже продолжал сидеть и смотрел в зал, держа правой рукой стакан на столе. Стакан был почти пустой, он положил руку на стол, раздвинул пальцы, его светлая рука лежала на черной столешнице и казалась такой большой. Вот он сжал руку в кулак, а потом повернулся вполоборота ко мне.

— Ты здесь часто бываешь? — спросил он.

Он слегка улыбался и казался стеснительным.

— Иногда, — ответила я. Я не знала, что значит часто. От него веяло спокойствием, теплом и добротой. Я вдруг почувствовала, что мне нравится, что он со мной заговорил, нравится сидеть рядом с ним. Хотелось и дальше так сидеть. — А ты? — спросила я.

— Я не так давно в городе, — сказал он. — А здесь вообще впервые.

Я кивнула. Некоторое время мы сидели молча.

— Красиво они тут все устроили.

Он окинул взглядом помещение. Я заметила, что непроизвольно улыбаюсь.

— Да, здесь приятно.

Майя здесь и красила сцену, и плотничала, раздобывала осветительное и звуковое оборудование — она играла в театральном кружке, который тут репетировал. Странно, что ее нет, подумала я.

— А ты? — спросил он, повернувшись ко мне. Он положил обе руки на стол и посмотрел на меня искоса. Сначала серьезно, а потом улыбнулся своей особенной улыбкой, которая, казалось, начиналась где-то глубоко внутри. — Чем ты занимаешься?

Я почувствовала, что именно сейчас не могу сказать, что я пастор. Я продолжала улыбаться.

— Ты из Трёнделага? — спросила я.

— Да, — ответил он.

— Из Тронхейма, — продолжала я.

— Да, — подтвердил он.

— Я работаю медсестрой.

Он прищурился.

— Ну что ж, — сказал он и улыбнулся. — Что скажет сестричка насчет бокала вина?

Он поднялся.

— Пожалуй, она не откажется, — ответила я.

Я сидела и глядела на него, как он шел между столиками к барной стойке. На него было приятно смотреть; как хорошо, что он пришел сюда и оказался за моим столиком. Мне нравилось, как он наклонял голову набок, когда говорил, и мне виделись закоулки и повороты в том, что он говорил и как он смотрел на вещи, на самые простые вещи, и это было здорово.

Я поднялась, вышла в коридор и встала в очередь в туалет. Внизу на лестнице была слышна перепалка, раздавались и женские голоса, и мне показалось, что я слышу голос Майи. Хорошо, подумала я, не сдавайтесь, девчонки.

«Всего-то два стакана вина, и ты уже слегка пьяна, Лив», — сказала я самой себе, сидя в кабинке и глядя на свои маленькие белые руки на коленях. Холодные, белые руки, и белая рука там, в замерзшей траве у вешал. Небольшая долина с деревьями, вся в тумане, и звук, глухой звук в тумане, звук выстрела и крик, которого не было, но который раздавался внутри, в моей голове, мой собственный голос, мой крик, как будто он мог остановить ее, позвать обратно, вернуть время вспять: «Кристиана!»

«Так не пойдет, — сказала я своим рукам, похожим на двух маленьких спящих птичек. — Спите, мои воробушки, — подумала я, — спите, пока есть возможность».

Я спустила воду, вымыла руки, смочила холодной водой лицо под глазами и вышла, улыбнувшись женщине, стоявшей за мной в очереди.

Я задержалась на минуту в дверях и оглядела концертный зал, людей за столиками, свечки в полутьме. Поискала глазами трёндера [8] Житель Трёнделага. — он сидел за нашим столиком в глубине зала. Я подумала, как давно это было — чтобы я смотрела так на мужчину через весь зал. Я почувствовала влечение к нему, как будто мы были намагничены, и стоит нам приблизиться, как мы прилипнем друг к другу.

Ох, как давно это было!

Он слегка повернул голову, поискал взглядом, посмотрел на дверь. Увидев меня, он улыбнулся, на его лице появились тени, ямочка на подбородке, складки под глазами. Я улыбнулась ему в ответ и начала двигаться через зал, лавируя между столиками, стульями и людьми, прямо к нему.

Я плохо помню вторую часть концерта. Он взял еще вина, я выпила и отключилась в этой мягкой темноте. Он повернул стул так, чтобы сидеть лицом к сцене, а вполоборота — ко мне. Не помню, чтобы я хоть раз взглянула на сцену. Я смотрела только на него, а он — на меня; и мы витали вокруг, смотря друг на друга.

С концерта мы ушли вместе; кругом было много знакомых, но я их не видела, я никого не видела, смотрела только на его спину, затылок, когда шла за ним вниз по лестнице. Смотрела на его длинную худую фигуру, слегка расширявшуюся вверху, у лопаток. Мы начали взбираться на скользкую горку, засмеялись, я поскользнулась, сползла вниз в снег и снова залезла на горку. Поднялись к гостинице, прошли мимо монумента. За ним была церковь, она внимательно следила за мной, очень доброжелательно и чуть хитро. Она ведь желала мне добра, добрая, старая, белая церковь. Я улыбнулась ей, мы свернули направо к пасторскому дому и пошли прямо по улице. Задул ветер. Я подошла к нему, затем отбежала, толкнула его и снова отбежала.

Мы остановились на площадке, откуда между домами открывался вид на гавань и фьорд, на воду — бескрайнее, темное, открытое пространство.

Он сказал, что работает геологом и готовит для министерства один проект. Улыбнулся. Проект будущего. План возможного развития. Проект предполагал много поездок в глубь высокогорного плато, проведение замеров и наблюдений. Именно поэтому он согласился.