Ханне Эрставик - Пасторша

Она взглянула на меня, я увидела ее глаза, подкрашенные ресницы, блестящий кристаллик на брови.

— Я ничего не чувствую, — произнесла она.

— Нет, — подтвердила я.

— А хотелось бы, — сказала она.

Ее глаза наполнились слезами, они потекли по щекам.

Мы стояли молча. Я смотрела на воду и чувствовала, как ветер бьет по лицу. Солнце зашло, и все краски на небе исчезли.

Майя стояла и смотрела вперед. Потом села на корточки, вытерла слезы одной рукой, а в другую взяла несколько камней.

— Взгляни, — сказала она и протянула мне камень. Краска с ресниц размазалась по лбу. Я взяла камень в руку, он был гладкий, светлый и круглый.

— Какой красивый, — сказала я.

Он был совсем гладкий, словно яйцо.

Некоторое время мы сидели на корточках у кромки воды. Сидели как два кругленьких комочка с ножками, как две чайки.

— Давай наперегонки до машины, — предложила Майя.

Мы поднялись и побежали одновременно. Майя бежала, поддерживая рукой свою длинную юбку, вскоре она обогнала меня.

— Кто выиграет, получит шоколадку, — крикнула она.

Она не завязала шнурки на своих высоких сапогах, и они болтались вокруг ее ног в глубоком снегу, но она умудрялась не наступать на них. Подбежав к машине, она обернулась и посмотрела на меня.

— А я-то думала, что ты в хорошей форме, — сказала она.

Я улыбнулась.

— Я замерзла, — сказала я.

Мы сели в машину. В пакете с продуктами был шоколад, я протянула руку назад между сиденьями и вытащила одну шоколадку. В заднее стекло виднелся фьорд и каркас.

— Держи, — сказала я и бросила ей шоколадку на колени. Повернула ключ зажигания и завела машину. Майя наклонилась вперед и повернула ручку приемника.

— Ничего, что я включу радио?

Мы ехали вдоль домов обратно на шоссе. Из приемника доносилась фольклорная музыка. Я повернула направо, нам надо было ехать дальше по дороге из города.

Я вспомнила, что, когда мы пили кофе после службы, кто-то сказал, что вдоль фьорда расположены места, где саамы когда-то приносили жертвоприношения, и здесь, около этого мыса, тоже было такое место — надгробный камень посередине и другие камни кольцом вокруг него.

«Я признаюсь, что невольно усмехнулся, увидев их трагикомические выходки. Церковь расположена на горке. Во многих местах уже лежал глубокий снег. Отчасти потому, что они были отброшены в сторону, отчасти потому, что их лица были повернуты ко мне, а они передвигались прыжками назад, размахивая руками, часть из них проваливалась в снег, а часть скатывалась вниз по горке. Непоколебимо и неутомимо эти дикари поднимались на ноги. Их падения не уменьшали, а лишь усиливали их крики и прыжки, размахивание руками, они были как бешеные петухи».

Он ведь даже не попытался хотя бы раз посмотреть на вещи с их точки зрения. Он закоснел в своем собственном взгляде на вещи, в своей правоте.

— Ты ведь собираешься уехать осенью? — спросила я.

Стало темнее, фары освещали дорогу и пространство по сторонам, деревьев не было, только темная вода фьорда и простор.

Она ничего не ответила.

— Разве не пора подавать заявление в институт?

— Пора, — сказала она.

— Я могла бы помочь тебе с документами, — предложила я, — если хочешь, конечно.

Она не ответила. Я не знала, что она собирается делать. У нее были хорошие оценки в аттестате. Нанна сказала как-то об этом за обедом, когда за что-то рассердилась на нее. «Ведь ты можешь пойти учиться куда хочешь, даже на врача». И Майя не зарычала в ответ, как обычно, она только тихо сидела, съежившись, как будто ее не было.

Мы подъехали к тому месту, где шоссе заходит в туннель и идет сквозь него на остров. Впереди был остров, виднелись огни в домах и огромное открытое море. Слева вдоль берега шла дорога, посыпанная гравием. Я свернула на нее, я ехала очень медленно, объезжая ямы и ухабы. Оставалось еще немного. Стемнело.

Мы ехали между большими каменными глыбами, освещаемыми автомобильными фарами. Все здесь выглядело каким-то чужим, как на другой планете. Как будто камни когда-то были мягкой глиной и здесь сидели великаны и играли с ними, делали из глины огромные шары, ставили их друг на друга и прихлопывали. Как та глиняная фигурка в арке над дверью в церковь, к которой протянула руку Кристиана, такая же круглая и неуклюжая, но только намного меньше, и с рогом на лбу. Он наверняка знает, что это такое, подумала я. Как называется эта горная порода и почему именно здесь такая гора, на открытом месте, где гораздо сильнее ветер с моря, чем с фьорда?

Мы обогнули небольшой залив и увидели свет в окне дома впереди, свет горел только в одном доме — там, где были Нанна и Лиллен. Зимой вдоль стены одного из домов напротив висели цветные лампочки. Их повесили на Рождество, а потом они просто остались. Красные, синие, желтые, оранжевые и лиловые. Сейчас они не горели.

Я подъехала сбоку к машине Нанны и заглушила мотор. Какое-то время мы сидели в темноте. Было тихо. Я подумала о том, как это место выглядит на карте. Это был самый дальний край, восточный конец последнего клочка земли.

— Говорят, что она наглоталась таблеток и выпила спиртное, прежде чем ехать туда.

— А ты что думаешь? — спросила я.

— Не знаю, — ответила она.

— Она всегда водилась только с мальчишками, играла с ними в футбол, тусовалась. Однажды она пришла к нам на представление, но была пьяна и так громко кричала, что пришлось попросить ее вон.

Я вспомнила зал, черный зал, где я была накануне вечером, и его глаза, когда мы смотрели друг на друга с разных концов комнаты.

Я всмотрелась в темноту вокруг машины, какая кромешная тьма, когда на небе нет ни отблесков электрического света, ни звезд, ни луны.

Когда я смотрела из окна моей комнаты в Германии, так темно не было никогда. Иногда, если я работала допоздна, я выходила на балкон. Стояла и слушала шум деревьев, смотрела на город сверху. На светящиеся огни. Город спал. Казалось, будто они освещают обратную сторону дня, подпирают дно.

Хотя дна не было.

И все равно казалось, что свет подпирает дно.

— Я пойду в дом, — сказала Майя.

Я кивнула. Открыла дверцу машины, зажгла свет, взяла пакеты с заднего сиденья, свой портфель и пошла вслед за Майей к лестнице. Она поднялась и отперла наружную дверь, сбросила сапоги, открыла входную дверь и крикнула: «Привет!» Лиллен выбежала из гостиной. Майя подняла ее и обняла. Лиллен смеялась, а Майя крепко сжимала ее в объятиях, так что смех звучал рывками. Из кухни показалась Нанна, она облокотилась на дверной косяк и смотрела на них, на нас всех и улыбалась.

На плите варилась картошка, окно в кухне запотело. Нанна всегда включала плиту на полную мощность, а потом забывала убавить. Она стояла у мойки и чистила рыбу. Я села на стул.