Генрих Сапгир - Армагеддон

Метадон я купила у Володи, нарколог, работает в лаборатории и сам употребляет лекарства, привык. Элегантный, можно сказать. Несколько старше своих лет, я всегда думала, что ему к пятидесяти, брюшко торчит и рубашка внизу под галстуком расстегнута, неухоженный, видно. Приятный мужчина, что говорить, только дорого берет.

— Осторожнее с ним, Аллочка. Новый вид, всех побочных действий еще не знаем. Сам, честно скажу, не пробовал. Может, это уже и не метадон вовсе.

— Мне — одному старому человеку, дяде, очень просил. Умирает от рака. Пусть себя в раю хоть в последние дни почувствует.

— Смотри, дозу минимальную сначала. Привыкание большое.

— Что я, не врач?

Зачем мне ему говорить правду! Принесла домой. Андрей дома уже.

— Что, спрашиваю, не в издательстве?

— Носатый выгнал. Заорал: «Чтобы памяти о тебе не было!» Да там меня никто и не помнит, будто никогда не работал. Смешно.

Огорчило меня это. Последнее время ожидала подарочка вроде этого, что от себя таить. Бегает по бабам, а там его терпи. «Дам, думаю, сегодня же, чтобы дома сидел.»

— Видишь, какой тебе никчемный супруг достался. Ничего, последний день тебе терпеть.

— А завтра что?

— Завтра в музей Востока пойду. Такую командировку предлагают! Такие деньжищи!

— Куда?

— Кажется, в Сингапур.

— Тебе? Не верится.

— Увидишь. Сразу весь твой узел развяжется. Уж не знаю как, но станет тебе хорошо и спокойно, так я думаю.

«Командировка, деньги, другая подхватит, китаянка — они высокие, в брюках… Нет, сейчас же дам, чтобы ко мне вернулся».

— Выпил бы я сейчас.

— Вот тебе слабое снотворное.

— Что это?

Сказала, что в голову пришло:

— Нозепам.

— Нозепама — таблеток шесть, одна — мне как мертвому припарки.

Не успела я рта разинуть, сгреб всю пачку и выпил. Расслабился, присел на наш диванчик и говорит сонным голосом:

— Потерпи до завтра… Я в такую… в такую командировку отправлюсь… может никогда не вернусь… — запрокинулся и захрапел.

Я сначала внимания не обратила: уснул мужик неудобно, храпит, дело обыкновенное. Смотрю, дергаться стал во сне, как щелкунчик. Судороги, этого мне еще не хватало. Отвернулась на минуту к аптечке, а он как грохнется на пол! Рот разевает — воздуху ему не хватает, почернел. Господи, думаю, сейчас он у меня здесь кончится. Подушку под голову, а сама звоню — «скорую» вызываю. «Скорей, говорю, скорей! Человек умирает!» А от чего умирает? От таблеток моих умирает! Сама виновата.

Сижу, как кукла, в ступоре. Скорую жду. Откроют следствие — криминал. Володю в эту историю втянула, хороший человек пострадает.

И вдруг, как ударило меня. Встрепенулась. Это же мой, родной, весь привычный и душой и телом, кровиночка моя! Потащила его в ванную за ворот — тяжелый какой стал, голова мотается, локтями о дверные косяки стукается, башмаками не умещается. Втянула кое-как, подняла на край ванны, расстегнула рубашку до пояса. Ножа под рукой не было — стала зубной щеткой зубы разжимать, она и сломалась. Тут пчелкой зазудел звонок в передней. Наконец-то приехали.

Красное зарево заката стоит над чадящим городом. Мотоциклисты в красных, синих, золотых, серебряных шлемах проносятся по улицам, которые так наполнены полуголым грязным народом, что, кажется, кишат червями. Так жарко, рубашка липнет к телу. Дышать нечем.

И представляется мне, будто я иду по улице — и лежу распростерт под мокрой от пота простыней одновременно.

То тут, то там — обуглившиеся стропила и провалы окон с черными подпалинами вверху. Полусгоревшая крыша двухэтажного дома. Внизу — решетки закрытых магазинов, на втором этаже — синие ставни. Еще живут.

Живут и внизу, под мостом на реке, уже покрытой рябою тенью. В длинных лодках жизнь все время покачивается, как в колыбели. Будто из детского возраста так и не вышли.

Всюду попадаются дети и обезьянки. Дети продают пестрые пакетики с арахисом и при этом тревожно озираются. Обезьянки выхватывают из рук туристов орешки. Тут же отпрыгивают, щелкают зубами и тревожно свистят. «Они работают на пару». И думаю я — почему-то это очень важно, какое-то удивительное открытие. Надо о них сообщить властям.

Ребенок. Глядит на меня — внимательные взрослые глаза — и пакетик протягивает. Испугался и купил арахис, на всякий случай.

Ребенок взял деньги и отошел, оглядываясь — черные, блестящие. Подозревает.

Кто-то крикнул. Побежал. Подростки брызнули, как горох.

Сразу — рядом белые полицейские машины, школьный желтый автобус. «И правильно! — мелькает у меня в голове. — Они уже могут оказаться террористами. В пакетах — взрывчатка вместо арахиса!»

Всюду бегут полицейские, низкорослые, как дети.

— Господин полисмен, — обращаюсь я к одному из них, — обратите внимание, дети и обезьянки работают на пару, — почему-то надо именно так сформулировать.

Полицейский-ребенок не слушает меня, схватил, завел мои руки за спину, щелкнули наручники на запястьях.

— За что?

— За незаконную торговлю достоянием страны.

— Каким достоянием?

— Арахисом.

Не слушая моих протестов, серые фуражки запихивают меня вместе со всеми — совсем не детьми, в автобус. Заметил, как только схваченных впихивали в автобус, они сразу переставали сопротивляться. Примирялись что ли, как в тюрьме.

В салоне арестованных ожидают, записывают в книгу имя и фамилию. Предлагают бумажный стаканчик пепси-колы. Можешь отказаться — ничего. Затем на каждого надевают бумажный пакет, на пакет клеят этикетку, на этикетку ставят печать.

Двинулся автобус, покачнуло, покатил.

— Куда нас везут? — вслепую спрашиваю соседа.

— На крокодилью ферму, — Тамариным голосом отвечает сосед.

«Зачем?» — упало сердце. «Зачем нас везут на ферму? Надо же везти в городскую тюрьму! В Сингапуре, слышал, современное здание. Даже телевизоры — в камерах. Сразу буду требовать адвоката! Сейчас же подам протест! Зачем на ферму? Я не умею ухаживать за крокодилами!»

Ехали долго. Я сумел незаметно прорвать свой пакет. Автобус резко остановился. Всех откачнуло.

— Выходи!

Вижу сквозь дырочку в пакете, провели всех в распахнутые для нас ворота. Идем мимо проволочной сетки. Внизу зашевелились, зашлепали мощными хвостами. Стоп. Остановились.

Выровняли всех пинками, палками — построились. Отсчитали двадцать человек, и так, в пакетах, спустили одного за другим по деревянному настилу. Внизу — ужасные крики и быстрые проворные движения рептилий.

Нас — остальных провели к другому вольеру. Один за другим скатываются жертвы вниз к этим ужасным бревнам. Снова шлепанье, вопли, стоны и какой-то отчетливый хруст, будто работает молотилка. Кто-то рядом пытается бежать — вслепую. Его тут же застрелили. Видел сквозь дырочку в пакете.