Александр Гончар - Тронка

Уже танк остановился и трос отцепили, а Лина все не решалась выйти из своего укрытия; самый воздух здесь, казалось, насыщен сверканием насмешек, хохотом, издевкой… Наконец она выскользнула из машины, будто волной выплеснутая навстречу этим людям, бульдозерам, тягачам, самосвалам. И все здесь было непривычным, обнаженным, поражающим — зубатые механизмы, жилые вагончики, Доска почета, бочонки с водой… Кто-то попросту, как запорожец, пьет прямо из бочонка, потом передает посудину отцу, и тот, напившись, солидно советует возить воду цистерной, а не такими вот бочонками.

— А мы нарочно это делаем, — отвечает тот, что пил, молодой, запыленный смугляк, и белки его глаз по-цыгански играют лукаво. — Если бы привезли цистерной, то на три дня — и протухла бы вода! А в таких волей-неволей ежедневно возят, и, стало быть, свеженькую пьем! Хочешь? — предложил он Лине и осторожно придержал бочонок, пока она напилась.

Напившись, сказала негромко:

— Благодарю.

— Так ты меня не узнала? — поставив бочонок на землю, весело окинул ее взором смугляк. — Это же я тебя на буксир брал! Никогда танкистом не был, а тут пришлось… А зовут меня Микола Египта, хоть с египтянами я родич такой… На одном солнышке портянки сушил! Ну, мы поехали! — крикнул он и, проворно забравшись в танк, рванул с места, аж земля задрожала.

Лина, сама не зная почему, улыбнулась ему вслед.

Пока отец возле походной мастерской ведет деловые переговоры, а потом с кем-то из ремонтников начинает обследовать внутренности «москвича», Лина, еще не совсем придя в себя после пережитого волнения, стоит, насупленно рассматривает Доску почета, откуда на нее смотрят, видно, те же самые бульдозеристы, которые только что хохотали на валу. Они и здесь, на фотографиях, веселые, бесшабашные, среди них и тот смугляк, что воду пил, а одеты еще по-зимнему или по-весеннему, в фуфайках. У этого шапка-ушанка набекрень, на ухо, а у того нарочно надвинута на лоб, этот положил на гусеницу бульдозера руку, словно другу на плечо, тот картинно позирует, подбоченясь, а один, здоровый, широкоплечий, видно развлекая товарищей, скорчил такую мину перед объективом, что невольно улыбнешься.

Из-за вагончика вышла девушка в ситцевом выгоревшем платьице, вероятно, ровесница Лине, только куда крепче, здоровее ее — из огня и солнца вся! Так и цветет здоровьем, тугое тело темно от загара.

— Просто комедия была смотреть, как вас тащили, — улыбается она Лине. — Это хлопцы ради шутки придумали для буксира танк послать. А Египте только подай…

— Нашли развлечение…

— Да вы на них не обижайтесь, — глаза девушки светились добротой и сочувствием. — Просто любят здесь у нас пошутить… А танк как раз без дела стоял. Ну, этот уж как зацепит, то потянет, он у нас трудяга.

Девчата разом взглянули на танк, стоявший поодаль на своем, видно, постоянном месте. Египта, выбравшись из танка по пояс, уже с кем-то ругался, ругался так, что Лине хотелось уши заткнуть.

— Не обращай внимания, — отворачиваясь от Египты, успокоила ее девушка. — Это он механика перевоспитывает.

Девчата разговорились. Вскоре Лина уже знала, что звать девушку Василинкой, а фамилия Брага, и что брат ее здесь работает бульдозеристом на канале, и что следующим летом она будет поступать в Ровенский институт инженеров водного хозяйства — канал обещает послать, будет стипендиаткой канала. А здесь? Здесь работает пикетажисткой — это от слова «пикет», канал на этом отрезке сооружается как раз между пикетами, которые она ставила. Обязанности несложные, ходишь, переставляешь гёодезическую рейку-пикет, а мастер нивелирует. Когда старик в хорошем настроении, то он и пикетажистку допускает к нивелиру, чтобы приучалась. Но это так, сверх программы, а главное дело пикетажистки переставлять рябенькие вешки.

— Видишь, вон у вагончика стоят? Одна моя, а другая — моей напарницы, ее сейчас нет.

— Где же она?

— Рассчиталась, мать у нее серьезно заболела, а ухаживать некому.

— Скажи, Василинка, своей работой ты… довольна?

— А что? Бывает, конечно, интереснее. Но и здесь пускай и по сто метров вперед, но все-таки вперед.

Другой мир, все такое далекое, а между тем Лине почему-то интересно было слушать и про эти пикеты, и про нивелиры, и про то, как здесь живут. Слушала, а тем временем кто-то подкрался из-за спины и — хвать ее за голову, схватил и крепко закрыл ладонями глаза. «Египта!» — мелькнула первая мысль, почему-то именно его руки представлялись такими горячими, крепкими, с орехами мозолей на ладонях. Нужно было отгадать, крикнуть имя, чтобы выпустил, и хорошо, что не крикнула, — когда высвободилась, увидела: Кузьма Осадчий! Улыбка до ушей, сам взъерошенный, в промасленной майке, в пылище. И в бровях и в чубе пыли набилось густо.

— Так вот кого тянули на буксире! — воскликнул Кузьма. — А я думал, там только старик твой. В путь-дорожку дальнюю? Куда же, если не секрет?

— Она в медицинский едет документы сдавать, — отозвалась первой Василинка.

— Что-то не слыхал я, чтобы ты медициной увлекалась, — удивился Кузьма. — Скоростным методом открыла в себе такую склонность?

— Какая там склонность, — досадливо усмехнулась Лина, а Кузьма весело, искренне пожелал:

— Ну, зеленой тебе улицы и голубого неба! А мы здесь, видишь, землицу пересыпаем. С места на место пересыпаем, а говорят, что-то получается.

— Не что-то, а магканал, — поправила Василина.

— Вот слышишь, маг… То есть магистральный, — объяснил Кузьма, — а не потому, что перед тобой какие-то маги… Здесь без магии, здесь вкалывать как следует надо. Но зато отгрохаем такой, что посолиднее будет, чем известные тебе каналы марсианские, которые Скиапарелли открыл. С самого Марса в телескоп виден будет наш степной арык. — Хлопец оживился, расфантазировался: — Уже где-то там сидит себе, пожалуй, этакий ученый-марсианин, немного на самурая похожий, рассматривает нашу работу в окуляр телескопа и покряхтывает: что такое? Не было канала в этом секторе Земли, и вот он уже есть! Где была бурая пустыня, ровная какая-то полосочка легла. Оптический обман? Или, может, и там, на планете Земля, есть более или менее разумные существа? Что-то там роют, прокладывают, ведут… А если так, то нужно их сооружение немедленно нанести на карту открытых каналов да скорее в диссертацию, ей-ей, за это дадут кому-нибудь доктора марсианских наук!

Девчат развлекают его шутки, обе смеются, а Кузьма тем временем, по-рабочему размашистым движением схватив бочонок с водой, пьет с жадностью, так что слышны глотки: «клох… клох…» Все у него здорово получается, хлопец и пьет даже так, как только что пили здесь взрослые бульдозеристы. Напившись, утирается всей пятерней, по-рабочему. Совсем недолго и пробыл здесь, а уже появилось в нем что-то уверенное, властное, расставив ноги, твердо стоит на земле Кузьма-каналостроитель, только жаль, что в ушах землища, хоть гречиху сей. А давно ли то было, когда хлопцы их класса еще только учились водить трактор. И сколько смеху бывало, когда за руль садился этот лопоухий Кузьма!.. То ли он придуривался, то ли в самом деле не умел управлять, только трактор никак не хотел слушаться и, выписывая по площади пьяные зигзаги, лез куда-то в степь наобум, а хлопцы изо всех сил кричали незадачливому водителю вдогонку: