Саша Филипенко - Замыслы (сборник)

– Когда ты едешь?

– Сейчас.

– Тебе бы подождать несколько дней. У тебя еще голова кружится. Мало ли – случится что-то за рулем.

– Не могу ждать – надо сейчас.

– Не забывай там про сценарий, хорошо?

– Хорошо.

Я поднимаюсь домой. Иду в душ. Пока сохнет голова, я гуляю по кухне и пью кофе. На подоконнике лежит сборник Тимура Кибирова. Я открываю его. Кибиров пишет:

Я ставлю чашку на подоконник. Прохожу в спальню, выгребаю из шкафа всю наличность. Перекладываю шило в другие джинсы. Собираю сумку и выхожу вон. Я решаю попрощаться с Машей. Доезжаю до Лены. Дверь открывает теща. Теща говорит, что никого нет.

– К Гёбе уехали?

– К нему. Он, в отличие от тебя, хоть зарабатывает!

– Что правда – то правда! Я даже знаю, как. Ну да ладно. Спасибо вам, берегите Машу, не хворайте, дорогуша!

– Да пошел ты! Хотя стой! Есть разговор. Я всегда хотела у тебя спросить: а правда, что Киркоров гей?

– Правда, Алла Николаевна, мы с Леной потому и разошлись.

Только что купленный навигатор оказывается женщиной. Я покорно следую ее указаниям. Звенигородское шоссе, проспект Маршала Жукова. Съезды, знаки, повороты, развилки. Я почти выезжаю из города, когда вспоминаю, что забыл сделать одно важное дело.

На этот раз я нахожу кабинет довольно быстро. Стучу. К моей радости – открывает тот же парень.

– Добрый день, вы меня, наверное, не помните, я около недели назад, или, может быть, чуть больше, приносил вам анализы дочери.

– Решультат-ты п-получают не т-тут…

– Да-да, я знаю. В общем… В общем, я хотел сказать… Послушай, старина. Я приехал, чтобы попросить у тебя прощения. Тогда, в то утро, я был очень злой, и мне показалось, что ты пьяный. Ты прости меня, старик. Я часто принимаю людей за пьяных – дело даже не в тебе… Это я больше болен, чем ты… То есть я не это хотел сказать… В общем, я тогда подумал, что ты бухой на работе, а мне потом жена рассказала, что здесь работает люди с…

– И?

– Я пришел, чтобы извиниться перед тобой. Прости, я думаю, в твоей жизни и так слишком много дерьма…

– Д-да, – улыбается он, – дель-ма мно-го!

– Не важно, в общем, я подумал, может быть, сходим как-нить выпить пива, а?

– Защем?

– Ну не знаю… зачем друзья ходят пиво выпить?

– Вы думаете, што от того, што пошовете меня выпить, мне штанет лехче?

– Нет. Не думаю.

– Думаете, если пошовете меня, то у меня появится друг?

– Нет, старина, я думаю, что если ты согласишься, то, быть может, друг когда-нибудь появится у меня.

– Вы ошень штранный. Шегодня фечером я не могу, я иду шо швоей дефушкой в кино. И вообще мне нуфно идти.

– Да, да, конечно, старина. Я и не думал, что ты согласишься. Это я так, просто подумал, если ты вдруг будешь свободен… Значит, у тебя есть девушка?

– Да, а фто здесь такого?

– Нет-нет, совсем ничего, просто у меня вот, например, нет…

– До швиданья.

– Пока, дружище, пока.

Первые часы дороги кажутся мне довольно легкими. Голова почти не кружится, я чувствую себя хорошо. Мне нравится смотреть на асфальт и слушать радио. Некоторым песням я даже подпеваю. Я курю и переключаю радиостанции. Иногда треп ведущих кажется мне интересным. Кое-кто пытается шутить. Порой мне даже смешно. Я улыбаюсь.

Усталость проявляется ночью, уже после границы. Дорога становится лучше, и это, вероятно, убаюкивает меня. В России машину постоянно потряхивало, било, вырывало из рук. Это помогало сконцентрироваться. В Латвии, когда асфальт становится подобен ковру – теплота и слабость обнимают меня. Время от времени я закрываю глаза. Зеваю. Я знаю, что со сном в дороге бороться нельзя. Человек не замечает момента засыпания. Сон подобен смерти. Многие так и погибают. Именно так погиб мой дядя. Мне ни в коем случае не хочется повторять судьбу этого ублюдка. Я делаю остановку. Разминаюсь, пью кофе. Парень на заправочной станции говорит, что мне бы лучше не садиться за руль. Мне нравится, что он говорит на языке моего детства. Я благодарю его за заботу и объясняю, что не пьян, что просто устал после операции. «Дело ваше, – отвечает он, – не забывайте, что вы не один на дороге».

Когда я вновь сажусь в машину, мне хочется рвануть с места, рвануть так, чтобы из-под колес пошел дым. Кажется, получается. Жаль только, что я не рассчитываю с мощностью автомобиля и тотчас выскакиваю на трассу. Машине, которая в это время двигалась в попутном направлении, чтобы избежать столкновения, приходится выехать на встречную полосу. Я слышу длинный протяжный сигнал. Благо, никто не пострадал. Я вновь улыбаюсь. Микроавтобус немного виляет и скрывается из виду. Я начинаю медленно набирать скорость.

Кажется, я не в самой лучшей форме. Дорога не заканчивается. Рига не приближается. Я чувствую усталость. Остановка не помогла. Вторая тоже. В какой-то момент я все же признаюсь себе, что идея проделать путь на автомобиле оказалась не лучшей. Хочется спать. Меня раздражают огни встречных автомобилей, болит голова. То и дело я нарочно включаю дальний свет, чтобы слепить водителей в ответ. Кажется, несколько раз я оказываюсь на встречной полосе. Машина съезжает. Я о чем-то думаю, часто зеваю. Я ищу бодрую музыку, но на всех волнах ставят что-то спокойное, будто и водители ночью должны спать. «У тебя такие глаза – будто в каждом по два зрачка, как у самых новых машин… По ночам из шоссе в шоссе пролетают машины, шумя двумя парами фар… У тебя двойные глаза. Их хватило б на два лица. И сияет весь океан – от помноженных на два глаз… Понимаешь, твои глаза – двух земных полушарий карта, ты когда закрываешь их, погружается на ночь экватор. А когда их прошу открыть я – в них два полюса голубых. В миг открытья…». Я чувствую тяжесть в локтях. Телефон сообщает, что в блоге появилась новая запись, но у меня уже нет сил ее прочесть – я засыпаю.

Мои школьные друзья всегда завидовали мне: какой у тебя крутой отец. Сколько раз, восхищались они, он разрешал нам пить пиво, материться, смотреть порнушку! Его никогда не интересовали твои оценки, твоя дисциплина, то, как ты одет. У тебя, Саня, очень, очень крутой отец!

Кажется, папа так до конца и не понял, что с ним произошло. Такое бывает. Потерпев несколько серьезных поражений, он принялся упрекать во всем свое окружение, но никогда – себя. В потере работы было виновно государство, в несчастной судьбе – история, в фактической утрате жены – брат. С годами отец стал искренне полагать, что пьет только потому, что его сын предатель. Впрочем, алкоголизм никогда не был его единственной проблемой. Папа любил ходить налево, проигрывать деньги в карты. Отец обожал спорить на деньги, на деньги же играть на бильярде. Алкоголизм просто вырвался вперед. Алкоголизм стал проблемой номер один – алкоголизм стал решением всех проблем. Все смешалось в его голове. Все стало на свои места.