Авторов Коллектив - Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии

Лыу глядела на девушку и, вдруг заметив, как та побледнела, в недоумении спросила:

— Что с тобою, тебе нехорошо?

Зуэ закрыла лицо руками и, рыдая, уткнулась в колени, затем резко выпрямилась.

— Мне лучше уйти, я и правда себя плохо чувствую.

Лам сунул ей в ладошку пару конфеток и пошутил:

— Ты, может, думаешь, мы тебя будем тоже заставлять петь, не бойся…

А глаза Хуана все смотрели на нее, будто умоляя: «Зачем ты уходишь, посиди с нами. Ведь совсем еще рано…» И она понимала его просящий взгляд, его слова, которые, казалось, сковывали ее волю, не давая сдвинуться с места. Щеки девушки пылали ярким румянцем, ей неудержимо хотелось крикнуть на всю комнату: «Я сижу здесь одна уже столько времени, а ты даже слова мне не сказал! За что ты на меня сердишься?..» Но слишком много народу вокруг, чтобы позволить подобное откровение, и Зуэ, низко опустив голову, опять пролепетала:

— Простите меня, друзья, но мне лучше уйти домой.

Никто вокруг слова не промолвил, но многие про себя подумали: «Такая хорошая пара, а вот что-то не ладится у них…» И комната опять наполнилась веселым шумом, опять со всех сторон посыпались шутки.

Тракторист Ло поглядел на Дао и громко спросил:

— Слушай, а ты все держишь клятву?

— Какую клятву? — вызывающе спросила Дао, и вокруг все так и покатились от смеха.

— Ну, клятву на всю жизнь!.. — елейным голосом добавил Ло.

Тут в разговор вмешалась Лыу, которая тоже любила пошутить:

— Дорогой Ло, когда ты в следующий раз соберешься справиться у нашей Дао о ее самочувствии, у нее уже будет ребенок!

Дао даже зарделась от смущения, а Ло, отхлебнув чаю, заметил:

— Ах, так, ну, эта история мне уже известна. Все правильно! Этот друг мне говорил, что сразу же после сбора арахиса, не так ли?

Когда женщина снова выходит замуж, то не принято тянуть с этим делом. Ведь испытывать чувства вроде бы уже и ни к чему. Но сразу после уборки арахиса? Что это вдруг за спешка?

Кажется, совсем недавно пришла Дао в эти края, совсем недавно сеяли арахис, а сегодня уже закончили уборку, и урожай выдался богатым. Уже начали перепахивать поля под кукурузу. И вроде бы не так давно она встретилась с бывшим младшим лейтенантом, да и разговор у них был вроде бы самый пустяковый, так — ни о чем!.. А сегодня уже говорят о свадьбе, решается ее судьба. Навсегда уходят в прошлое тяжкие дни ее жизни! И та искра надежды, которая все-таки мерцала где-то далеко перед нею, — неужели ей суждено разгореться в пламя?!

Дао с благодарностью посмотрела на людей, сидевших вокруг. Она знает, эти люди могут и пошутить, и позубоскалить, и все же без них не было бы у нее счастья.

Она украдкой посмотрела на Хуана, который сидел, мрачно покуривая сигарету.

«Милый, милый Хуан! — говорит ее доверчивый, ласковый взгляд. — Я знаю, что Зуэ счастливее меня, потому что у нее будет такой муж, как ты. Я лучше знаю тебя, лучше понимаю тебя, чем она. Но я не ревную, нет. Девочка имеет право на счастье, она ведь любит тебя!.. Вот так-то. Будь смелее, дорогой!..»

Перевод с вьетнамского А. Скрыжинской

Партийный работник, военный корреспондент, ныне — один из руководителей Союза писателей Вьетнама — таковы служебные и биографические данные писателя Нгуен Нгока (псевдоним — Нгуен Чунг Тхань), родившегося в 1932 году. Судьба армейского пропагандиста занесла его в горные и приморские районы страны, населенные многочисленными народностями.

Вьетнам — многонациональная страна. Ее населяют лоло, мео, зао, нунги, тай, май, лао, тхо, эде, седанг, тям, кхмеры и другие народности. Колонизаторы играли на этой национальной дробности, сталкивая одну народность с другой, культивируя узкий национальный провинциализм и шовинизм различного пошиба. В ряде случаев благодаря коварной тактике «разделяй и властвуй* колониальным властям удавалось, хотя, и ненадолго, разжечь вражду между отдельными народностями, а потом воспользоваться этим для вмешательства в их дела путем «миротворческих миссий». При этом в ход пускались и прямой шантаж, и подкупы. Ставка делалась на отсталость: грамотных людей в этих районах были единицы.

Преобразующий ветер революции властно вторгся и в эти районы. Посланец революции, офицер Народной армии Нгуен Нгок превосходно понимал свою задачу: надо было приобщить малые народности к общей борьбе, убедить их в том, что они являются полноправными гражданами единого Вьетнама. Командир подразделения Народной армии жил среди этих людей, заглядывал в их бедные хижины, беседовал с ними. Его приглашали на праздничные торжества, на свадьбы. Старики рассказывали ему легенды о далеком прошлом своего племени, о нравах и традициях, неизвестных в столице. Он внимательно слушал. Затем наступал его черед, и он, поднявшись с циновки, говорил о международном положении, о преступлениях колонизаторов, о героических подвигах вьетнамских бойцов.

Из этих наблюдений родилась повесть «Страна поднимается», удостоенная Национальной премии по литературе. Она посвящена партизанам из глухих, горных мест, влившимся во всенародный, общенациональный поток Сопротивления. Причастность автора ко всему происходящему бесспорна. По крайней мере, во многих произведениях Нгуен Нгока весьма четко проявляется судьба самого автора, разделившего судьбу своего народа.

Творчество Нгуен Нгока по достоинству оценено международной общественностью: он — лауреат премии «Лотос», учрежденной Ассоциацией афро-азиатских писателей.

Н. Хохлов

По крутой горной каменистой дороге шел в ночи одинокий конь, и стук копыт его, то приближавшийся, то вновь замиравший вдали, казался каким-то диковинным потусторонним звуком. Потом топот копыт и вовсе затих, утонув в завываниях ветра. За рекой, на горе Кхаукхактхиеу, прокричала в лесу куропатка. На востоке у самого края неба высветились вдруг беловатые пряди облаков. И лесной зверь, торопливо пожиравший в кустах задранного им козленка, вздрогнул, заворчал и тотчас исчез в чаще…

Издалека послышался странный, непривычный гул, — сперва еле слышный, будто шум рисорушки в опустевшей деревне нунгов [14] Нунги — народность тайской группы, живущая в горах Северного Вьетнама. , он постепенно ширился и нарастал. Но вдруг все стихло. Потом немного погодя гул накатился снова на притаившуюся во тьме деревушку Далан. Теперь уже можно было расслышать яростный рев мотора поднимавшегося в гору грузовика, гудки автомобильной сирены и звонкие молодые голоса — мужские и женские, — пели по меньшей мере четыре или пять человек.

Грузовик катил уже где-то вдали, но горячее дыхание его все еще сотрясало ночное небо. Когда вернулась наконец тишина, снова стали слышны робкие голоса куропаток, подхваченные вскоре петухами в разбросанных по окрестным горам деревушках, и петушиное пение звенящей трепетной аркой перекинулось через реку.