Дмитрий Савельев - Три взгляда в бесконечность

Это ему удалось, и уже через месяц монах жил в небольшой хижине, стоящей посреди глухого леса. Люди туда забредали редко, так что его уединению никто не мешал. Только раз в неделю какой-нибудь послушник приносил из монастыря продукты, клал их на порог и тут же удалялся. Вначале начинающему отшельнику казалось, что он обрёл рай на Земле. Страсти утихли и больше его не мучили. Ещё немного, и он достигнет полного бесстрастия, а тут уж и до безмолвия недалеко! Но время шло, а ничего не менялось к лучшему. Постепенно под видом покаяния он стал прокручивать в уме события из прошлого, злясь на тех, кто сказал ему когда-то резкое слово, косо посмотрел или высмеял его. Старые обиды вновь ожили в душе монаха и стали ещё болезненнее и острее им переживаться. Эфемерные девицы в мини-юбках, казалось, преследовали его повсюду, появляясь в самые неожиданные и неподходящие моменты. Ко всему прочему, монаха стали мучить страхования – ему постоянно казалось, что за каждым деревом прячется разбойник или дикий зверь, готовый разорвать его на части…

В одно пасмурное утро после бессонной ночи, которую отшельник провёл, вслушиваясь в каждый шорох за окном, на своём крыльце он увидел отца Петра. Тот молча сидел на ступеньках и перебирал чётки. Монах так же молча подсел к нему и понурил голову. Наконец, после минутной паузы, он собрался с духом и начал свою исповедь:

– Отец, я, по слову Господа, отказался от всего мирского. Я избрал путь отшельничества – самый быстрый и прямой путь к очищению души. Я больше не общаюсь с людьми, не участвую в их грехах – так почему же нет мира в моей душе, почему я не чувствую присутствия Божия? Моей мечтой было в уединении молиться Господу, и я думал, что здесь, вдали от всего мирского и нечистого, мне ничто не помешает. Но как только я стал жить один, молитва ушла из моего сердца, и ничто меня больше не радует. А я ведь так хотел быть с Господом наедине, слиться с Ним и никогда не разлучаться! Но все мои мечты и ожидания с треском рухнули. В чём же причина этого краха?

– Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла …

– Но я хотел бежать от мира, чтобы никто из людей не смог помешать мне найти Господа в себе. Я жаждал здесь, вдали от всех, насладиться в полной мере Его любовью!

– Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит?

– Ты говоришь, отец мой, что мне надо учиться любить Бога через любовь к его творениям?! Но ведь именно через людей приходит большее число искушений!

– Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью!

– Значит, всё дело только во мне самом? Значит, всё это время мне никто и не мешал, кроме моих собственных грехов? Я понял теперь важную вещь – отречение от мира означает отречение от своих страстей, а не уход от людей! Меня раздражали мои ближние потому, что всё то плохое, что я видел в них, находило отклик в моей душе. Если бы я сам был чист, то и вокруг всё было бы иначе: мир бы стал светлее и лучше. Он пел бы хвалу Господу вместе со мной! Зло коренится только внутри меня. Борьба с миром (миром страстей) происходит внутри, для этого не надо уходить в пустыню и затвор! Другие люди только помогали мне тем, что выявляли моё собственное несовершенство, и в этом была огромная польза для меня. А я не ценил этого великого блага! Ведь ближние обнажают наши страсти, колют нас иголками, вскрывая застарелые гнойные раны, и тем самым не дают нам скатиться на самое дно – в сатанинскую гордыню. Они вытряхивают нас из состояния самолюбования, и мы получаем возможность развиваться дальше. Оставшись один, я замкнулся в самом себе и перестал видеть свою повреждённость. Страсти как будто затухли во мне, но, не будучи побеждёнными, все вылились в одну самую ужасную – гордость. Я стал считать себя уже достигшим совершенства, поэтому живой, реальный Бог был мне уже не нужен! Я стал поклоняться придуманному мной образу Бога, принося Ему в дар поддельное смирение, а на других людей смотрел свысока. Но воображаемый Бог не даёт человеку благодати и счастья! Поэтому бесы вновь овладели моей душой, и с ещё большей силой. Господь сказал: «нехорошо быть человеку одному»! Лишь тот, кто в достаточной мере познал свою немощь, может себе позволить жить в уединении, нам же нечего и мечтать об этом! Быть среди людей полезно для души, начинаешь больше любить Бога… Но скажи, отец, неужели служение ближнему может быть выше, чем молитва, выше Богообщения?

– Тогда праведники скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? Когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? Когда мы видели Тебя в темнице, и пришли к Тебе?» И Царь скажет им в ответ: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».

В эту минуту монах вдруг ясно понял одну истину, которая впоследствии стала стержнем всей его жизни. Часто Господь хочет, чтобы мы любили ближних даже больше, чем Его самого. Он снова и снова являет Своё великое смирение и ставит самого последнего грешника выше Себя. Он жертвует временем и любовью, которые мы можем отдать Ему, чтобы мы потратили их на своих ближних. Ради приготовления похлёбки для нищего можно прервать общение с Царём! А может, именно с этого и начинается истинное Богообщение? Когда живёшь для других людей, перестаёшь думать о себе, становится некогда копаться в своих мелких переживаниях и упиваться собственной праведностью. А что может больше приблизить нас ко Христу, как не отказ от себя самого ради служения ближним своим?!

Монах задумался:

– Если я вернусь обратно в монастырь, мне придётся опять работать в лавке! А там постоянная суета, ум занят расчётами и мыслями о том, чтобы тебя не обманули. Толку от этой работы мало, а сил и времени уходит много! Не лучше ли мне выпросить послушание в больнице или где-нибудь ещё, где я смогу принести больше пользы людям? Зачем растрачивать себя понапрасну, занимаясь грязным и никому не нужным делом?

– Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым.

– Неужели даже это можно обратить на служение Христу?

– Едите ли, пьёте ли, или иное что делаете, всё делайте во славу Божию. Ибо никто из нас не живёт для себя и никто не умирает для себя. А живём ли – для Господа живём, умираем ли – для Господа умираем. И потому, живём ли, или умираем, – всегда Господни.

– Значит, мне надо возвращаться в лавку и не мечтать о больничном корпусе? А я-то думал, что, став воином Христовым, обрёл свободу и могу следовать предрасположению моего сердца! – с горечью сказал монах.

– Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но не всё назидает!