Джон Вэйллант - Тигр. История мести и спасения

Первый ответ на вопрос Лазуренко пришел незамедлительно: «Да черт его знает. А тебе что за дело?»

В голосе Андрея Онофрейчука, близкого друга Маркова, звучали истерические нотки. Подобную грубость можно было бы списать на сдающие нервы и усталость, но для бдительного человека это был повод задуматься. Во-первых, ответ прозвучал слишком быстро — скорее даже не ответ, а спонтанная реакция. Учитывая, что исходил он из уст того самого человека, который обнаружил и спрятал незарегистрированное ружье Маркова, могло показаться, что своим вопросом Лазуренко задел какую-то чувствительную струну. Он задавал его без всякой задней мысли, но в тот субботний день у команды Труша росло ощущение, что приятели Маркова что-то скрывают.

В месте нападения тигра все видели четкий отпечаток винтовки Маркова на снегу, но никто не знал, куда она делась. Данила Зайцев и Саша Дворник не успели дать свидетельские показания, но Онофрейчук успел — его опросил Труш. Показания Онофрейчука были не слишком содержательными, но отличались последовательностью и отсутствием каких-либо противоречий. Он обнаружил последствия нападения накануне утром, услышал тигра поблизости от бытовки, отсиделся в ней какое-то время, парализованный страхом, а потом пешком, превозмогая ужас, отправился в ближайший лагерь лесозаготовщиков за помощью.

Лесозаготовка находилась в трех километрах к юго-востоку от хижины Маркова. Она во многом напоминала цыганское поселение — кучка бытовок, только, в отличие от марковской, по-прежнему на колесах. Оборудование, которое американские лесорубы начала XX века узнали бы с первого взгляда и тут же заклеймили бы как примитивное, — устаревшее и едва годное для работы. Владельцем лесозаготовки был Петр Жоркин, запойный пьяница, которому, с его образом жизни, вряд ли было суждено дожить до шестидесяти. Своим рабочим он платил редко и нерегулярно, что наряду с остальными особенностями его руководства вполне вписывалось в упрощенную постперестроечную модель частного бизнеса. В лагере проживали шесть человек, работая посменно по двенадцать часов, двадцать рабочих дней на пять выходных. И хотя им в буквальном смысле платили миллионы рублей, этих денег хватало только на продукты. Юный приятель Маркова Денис Бурухин пытался поработать на лесозаготовке, но уволился спустя месяц, поняв, что на свободных хлебах в лесу может обеспечить себе лучшее существование. Работники лесозаготовки Жоркина вспоминали восьмидесятые годы как «добрые старые времена».

Все эти люди были выходцами из государственного леспромхоза. Им не раз приходилось сталкиваться в лесу с тиграми, и они хорошо знали Онофрейчука, но никогда не видели его таким, как в пятницу, 5 декабря, когда он вышел к ним из леса вскоре после полудня, мертвенно бледный, все еще в шоке от увиденного. «Все было как во сне», — рассказывал он, вспоминая, как отправился за помощью. Но кроме этого, он был странно отчужден, словно что-то скрывал. Когда он появился, рабочие обедали в столовой. «Он заглянул и попросил меня выйти на улицу, — вспоминает широкоплечий богатырь Сергей Лузган, чей безупречный во всех прочих отношениях нос смотрит вбок под непонятным углом. — Он был какой-то странный. Сразу попросил никому об этом не говорить. Если кого-то загрыз тигр, что уж тут скрывать? Все это было очень странно, и я ему сказал: „Что значит никому не говорить? Черт побери, он же мертв! Человек не собака, чтоб землей присыпать сверху и забыть. Нужно милицию вызвать, иначе-то никак“».

Поняв, что дело замять не удастся, Онофрейчук сдался. Лузган отыскал Жоркина, и, выслушав не вполне вызывающую доверие историю гостя, они и Евгений Сакирко вчетвером загрузились в полноприводную «ниву» Жоркина и поехали к хижине Маркова. Сакирко, как и Лузган, был лесорубом — с неоднократно сломанным носом, торчащим картошкой на фоне красного испитого лица. Поскольку лагерь был разбит в глуши, где водились тигры и прочая живность, ружья всегда были наготове, и мужчины захватили с собой пару стволов. От ружья Маркова, куда бы оно ни подевалось, толку было мало, поскольку все патроны для него находились в патронташе на трупе.

Добравшись до хижины, мужчины оповестили тигра о своем присутствии громкими криками и выстрелами. Кто-то подобрал металлическую трубу и начал колотить по ней. Производимые ими звуки отдаленно напоминали охотничью тему из «Пети и волка» Прокофьева — в ней очень точно отражена смесь агрессии и страха. Не переставая шуметь и греметь, четверо мужчин направились прочь от хижины, миновали участок, где снег был красным от крови, и пошли дальше в лес по пути, которым тигр уволок свою жертву. Мужчины были поражены размерами зверя: симметричные и равномерные отпечатки лап свидетельствовали о том, что тигр достаточно велик, чтобы с легкостью тащить в зубах взрослого человека — и тот не путался у него между лап. На этот раз тигр ничем не обнаружил своего присутствия. Будучи не понаслышке знаком с огнестрельным оружием и понимая, что силы неравны, он не стал заявлять свои права на территорию и тихо ушел, оставив после себя темную проталину в том месте, где отлеживался в течение почти двух дней. Но он продолжал наблюдать, хотя где и насколько близко он находился, люди не имели понятия — отчасти из-за взвинченных нервов и стучащего в висках адреналина.

По воспоминаниям Евгения Сакирко, клинок Маркова, похожий на кухонный нож для овощей, они обнаружили, не пройдя и десяти метров от начала тропы. Онофрейчук поднял его и пошел дальше. Сакирко тогда подумал, что этот нож, найденный в непосредственной близости от места нападения, возможно, был последней надеждой Маркова на спасение, когда тигр тащил его в чащу. В скором времени они наткнулись на собачью лапу, которую Онофрейчук тут же узнал: она принадлежала когда-то Стрелке, старой и опытной охотничьей собаке Маркова. Не было возможности определить, погибла она вместе с Марковым или незадолго до него, но то, что она до самой смерти пыталась защитить хозяина, представлялось вполне вероятным. Когда наконец среди густого кустарника и бурелома мужчины с трудом разглядели тело Маркова, Онофрейчук почувствовал, что все происходящее — какой-то невероятный кошмар. Он впервые посмотрел на своего друга: Маркиз лежал на спине, обезглавленный, выпотрошенный и заиндевевший. Онофрейчук почувствовал, как на место быстро схлынувшей волны ужаса пришла пустота — огромная, словно вселенная. Он уже не мог помочь своему другу, но подумал, что должен сделать хоть что-то: прикрыть его и забрать его останки.