Барбара Пим - Осенний квартет

Летти потянуло возразить ей: вполне можно было бы посмотреть какой-нибудь вестерн по другой программе, впрочем, и это не обязательно.

— А у мистера Брейтвэйта цветной? — спросила миссис Поуп.

Летти была вынуждена признаться, что она не знает, есть ли у Эдвина вообще телевизор. Он никогда об этом не говорил, так же как и о том, что питает какие-то чувства к Марсии. Если кто-нибудь и питал, так это Норман, подумала она, совершенно сбитая с толку.

Марсия всегда остро воспринимала драму, неизменно связанную с санитарной машиной, и ей даже хотелось самой проехаться в такой машине, но, когда пришел ее черед, она вряд ли могла почувствовать, что мечта, столь необычная, все же сбывается.

«Недосягаема в своих палатах», — сказал бы про нее один старый поэт, но эта палата — больничная, маленькая — вряд ли могла бы вместить в себя весь мир, как чудилось ему в его фантастических видениях. Марсия лежала под красным одеялом, и в голове у нее не возникало ни одной поэтической строки. Поникнув на кухонный стол, она сознавала, что в дом входили люди, ей казалось, что она слышит голос Эдвина, что она опять в конторе, но где же Норман? В полузабытьи она видела, как хлопочет около нее Дженис Бребнер, кажется, чем-то взволнованная. Марсия пыталась сказать ей, что наверху, в ящике комода, у нее хранится полдюжины новых ночных рубашек, ни разу не надеванных, и втолковывала про карточку на каминной доске, про ту, на которой стоит дата ее ближайшего обследования в амбулатории, но так ничего и не могла сказать. Пыталась, но и слова не вымолвила. Потом она услыхала, как Дженис болтает какие-то глупости про ночные рубашки — «новенькие, ни разу не надеванные», — и вот тут улыбнулась. Конечно, новенькие и специально припасенные ради такого случая. Она уже отрешалась от Дженис и скоро будет недосягаема для всех этих деятелей патронажной службы, которые только и знают, что пытаются заставить ее делать то, чего ей совсем не хочется, — например, ходить в Центр, и покупать свежие овощи, и ездить отдыхать куда-то.

Разочаровало ее только то, что санитарная машина шла без звонков, а ведь когда она ходила завтракать в перерыв, ей часто приходилось слышать этот волнующий трезвон, если недалеко от конторы на улице что-нибудь случалось. Но на сей раз все было спокойно, по-деловому: санитары подняли ее и опустили на койку в машине, назвали ее «милой» и сказали, что она совсем легонькая. В больнице около ее кровати столпились молодые врачи, значит, ее случай серьезный. Никого из них Марсия не припомнила, наверно, стажеры, отбывают полугодовую практику, а один из них, может, ординатор? Двое ее осмотрели, но другая пара — им следовало бы прислушаться к тому, что тут говорят, — болтала о какой-то танцульке, на которую они то ли пойдут, то ли уже ходили, и это было нехорошо с их стороны. Она твердо знала, что мистер Стронг не одобрил бы такого поведения.

Позднее, должно быть, гораздо позднее, потому что теперь это было в каком-то совсем другом месте, молодые врачи ушли, и она ждала, когда же придет мистер Стронг, и беспокоилась — а вдруг вместо него появится какой-нибудь другой хирург или обычный врач. Она, наверно, произнесла его имя вслух, потому что молодая круглолицая сестра, которая оправляла ей подушку, сказала — Не беспокойтесь, мисс Айвори, мистер Стронг будет завтра утром.

— Вам цветы, мисс Айвори! Значит, кто-то вас любит! — Громкий, веселый голос напомнил Марсии Дженис, но это была, конечно, не она. — Хризантемы! Какая прелесть! И цвет просто необычайный! Прочитать вам, милочка, что написано на карточке? Сейчас узнаете, кто вам их прислал. Тут вот что: «От Летти, Нормана и Эдвина с наилучшими пожеланиями. Надеемся на скорое выздоровление». Как мило, правда? — В представлении сестры Летти и Норман были супруги, а Эдвин их сынишка. Имя довольно редкое, такое же необычное, как розовато-лиловые хризантемы. Марсия улыбнулась, но промолчала, да сестра и не ждала от нее ответа. Бедняжка! Где ей отвечать? И уж какое тут «скорое выздоровление»!

Женщина с соседней койки с интересом приглядывалась к Марсии. Когда появляется в палате новый человек, все-таки немного легче на душе, но Марсия лежала с закрытыми глазами. Да, с этой, пожалуй, не разговоришься. Чудн о , что ей прислали цветы, таким цветов обычно не присылают, а вот и еще от двоих. Сестра снова прочитала то, что было написано на карточках: букет от Дженис, анемоны, а второй (садовые цветы) от Присциллы и Найджела: «С огорчением узнали о Вашей болезни… поправляйтесь скорее». Судя по ее виду, рассчитывать на это нечего. Когда ее взвесили, в ней было всего тридцать восемь килограммов.

В дальнем конце палаты возникло движение — приближался мистер Стронг со свитой из молодых врачей и со старшей медицинской сестрой, которая катила перед собой тележку с историями болезней.

— Он здесь, милочка, — шепнула Марсии соседка, но Марсия по-прежнему лежала с закрытыми глазами, должно быть в забытьи. И все-таки она знала, что ростом он выше сопровождающих его молодых врачей и что галстук на нем зеленый.

— Мисс Айвори? А мы не ждали вас так скоро. — Голос мистера Стронга звучал ласково, тон был не укоризненный, но ей показалось, что он недоволен ею, и, открыв глаза, она увидела, что мистер Стронг, чуть нахмурившись, смотрит на нее. Потом он повернулся к старшей сестре и сказал что-то вполголоса.

— Вы сильно потеряли в весе. Наверно, не следили за собой как должно. — На этот раз в его голосе послышались строгие нотки.

Марсия хотела сказать ему, что она никогда много не ела, но не могла вымолвить ни слова.

— Ничего… Не надо говорить. — Мистер Стронг повернулся к одному из молодых врачей. — Ну-с, Брайен, история болезни у вас — послушаем, какой вы поставите диагноз.

Брайен, молодой человек с коротко подстриженными белокурыми волосами, сказал что-то на медицинском языке, но его ответ мистера Стронга не удовлетворил, и он обратился к другому врачу. Тот смешался еще больше. Пробормотал, что больная в «терминальном состоянии», употребив выражение, совершенно непонятное Марсии, до которой доносился только поток слов. Они начали настоящую дискуссию по поводу нее.

— Вы обо мне говорите? — сказала она почти шепотом.

— Да, вы у нас сегодня в центре внимания. — Но мистер Стронг сказал это очень просто, совсем не так противно и язвительно, как сказал бы Норман.

— Если сказано «Посещения не разрешаются», значит, нам и соваться туда нечего, — сказал Норман, когда они с Эдвином приканчивали свой завтрак в конторе. Поскольку мармеладных голышей в продаже не было, Эдвин протянул Норману пакетик с набором лакричных конфет, и Норман выбрал две — коричневую и черную.