Стэн Барстоу - Рассказ о брате

„По правде говоря, я не вижу никакого смысла в том, чтоб вы разыскивали Маргарет, — вас она сейчас не хочет видеть“. — „Знаете что, — отвечает он, — не говорите загадками, вы мне лучше скажите, где она и что с ней случилось“. — „А я не скажу вам, где она, — говорю я, — но если вы хорошенько подумаете, то, может, и догадаетесь, почему она уехала“. — „Нет, вы мне сами скажите“, — говорит он. „Хорошо, — говорю я, — она уехала, потому что ей надо оправиться после потрясения. Есть кое — какие детали в вашей биографии, которые вы не потрудились ей сообщить“. Должна тебе сказать, это его ошарашило. Наступило молчание, я подумала даже, что нас разъединили, но тут он выговорил очень тихим голосом: „Она все знает?“ — „Да, — говорю я? — знает. Маргарет замечательная девушка (не красней, дорогая, не красней), и она была предана вам всей Душой. Не знаю, стала ли б она заводить с вами роман, если бы знала, что вы женаты, но она никогда не простит вам, что все это время вы обманывали ее“. — „Она очень переживала?“ — спросил он. „Уж, конечно, переживала“, — говорю я. „Но послушайте, мне надо ее увидеть, я хочу поговорить с ней!“ — „На вашем месте я б и не пыталась“.

Тогда он говорит, что все равно тебя разыщет, что несправедливо его осуждать и не дать возможность оправдаться или хотя бы высказаться. Тут я сказала, что раньше надо было говорить, а не втягивать в такую игру, где все шансы против тебя. На этом наш разговор и закончился. Поговорив по телефону, я поняла, что он со своим бархатным американским голосом если до тебя доберется, ты ему снова поверишь и все простишь. Дорогая, не сдавайся! Не беспокойся, твой адрес он у меня клещами не вытащит. Тебе его забыть надо…»

Письмо она прочла, как только удалось остаться на несколько минут одной. Сдерживалась, чтоб не заплакать, потом тщательно поправила косметику на лице и пошла к своему рабочему месту.

Она поступила в довольно крупную фирму по снабжению. Пришла сюда не из‑за зарплаты, поскольку даже для провинции зарплата была довольно‑таки низкая, и не из‑за самой работы, она чувствовала, что через неделю здесь завоешь от скуки, но из того, что подвернулось под руку, это было самое подходящее место: можно, получая кое — какие деньги, приглядеть работу получше. Вместе с ней в комнате сидели еще две машинистки: женщина лет тридцати, незамужняя, с довольно бесцветной наружностью, и махнувшая на себя рукой девушка лет восемнадцати, с толстыми губами. У нее были грубые ноги и руки, а волосы висели как плети. Однообразная и неинтересная работа требовала тем не менее аккуратности и внимания. Вся корреспонденция шла через Бренду, поскольку та была старшей. Одри возилась с бумагами, заваривала чай и бегала с поручениями на склад.

По пути в комнату Маргарет в узком коридоре натолкнулась на молодого человека примерно ее лет. У него были светлые вьющиеся волосы, поверх спортивной рубашки небрежно накинут халат цвета хаки, на шее виднелся клетчатый галстук. Он улыбнулся и оценивающим взглядом с ног до головы изучил ее.

— Привет. Вы новая машинистка?

— Здравствуйте. Да, я новая машинистка.

— А вы намного лучше прежней. Мы их звали «Три ведьмы». Придется менять прозвище.

Он небрежно прислонился к стене и говорил, снисходительно растягивая слова.

— Ну зачем же так напрягаться? — почувствовав раздражение, сказала она. Думаю, у вас на работе есть о чем еще подумать.

Он поднял брови. Маргарет уловила в этом то же позерство, которое сквозило во всей его ленивой манере.

— Ой, ой, ой, — воскликнул он тем же раздражающе фальшивым тоном, — какой характер! Придется сохранить прозвище. Вот, отдайте это Бренде, — сказал он, выпрямившись и протягивая ей кипу бумаг. — Не хочется туда идти. Передайте Бренде, что я ее люблю, ладно? Надеюсь вскоре снова увидеть вас, мадемуазель.

— Чем позднее, тем лучше, мсье, — ответила Маргарет.

— Ну и характер, — засмеялся он.

Когда Маргарет положила бумаги на стол рядом с Брендой, та перестала печатать.

— Кто вам дал?

— Очень самоуверенный и довольно шумный молодой человек. Просил передать, что он вас любит.

Бренда слегка покраснела, было видно, как за очками вспыхнули глаза.

— Болтун.

— А кто это?

— Как он выглядит?

Маргарет уже заметила в натуре Бренды какой‑то своеобразный выверт: никогда не может просто и прямо ответить на самый обыкновенный вопрос.

— А что, в нашей конторе многие шлют вам такие посланья?

Одри, которая в это время ставила чашки на поднос, сдавленно хихикнула:

— Это мистер Стивен.

— Ходит с таким видом, будто он здесь хозяин.

— Ну, когда умрет отец, он им и будет, — сказала Бренда.

— А чего он ходит в халате — знакомится с делами?

— Да, на всех участках — снизу доверху. Он появился недавно. После университета сразу пошел в армию. Он вам сказал еще что‑нибудь?

— Ничего. А почему вы спрашиваете?

— Мне показалось, вы вошли раздраженной.

— Ну, он позволил себе высказаться относительно моей наружности и получил по заслугам.

— О, этот мистер Стивен большой нахал, — сказала Одри как бы сама себе, добавила во все три чашки молока и только потом опомнилась: — Ой, я забыла спросить, вам с молоком или без?

— Все равно, — сказала Маргарет.

— Как это, нахал? — спросила Бренда.

— Пришла я сюда в первый день, он ко мне сзади подходит, я тут паковала коробки, наклонился и обхватил руками так, что не вырвешься, и говорит: «И чья это тут такая девочка?» А я ему говорю: «Не ваша». — «Ну а если я тебя поцелую, будешь моей?»

— А мне об этом раньше не рассказывала, — вроде как обиделась Бренда. — Ты не придумываешь?

— Не сойти мне с этого места. Просто не хотела рассказывать.

— Ну а дальше?

— Попробуй, говорю я.

— Да ты что, — воскликнула Бренда, — предложила ему себя поцеловать?!

— Нет, понимаете, вроде как пригрозила, ну а он все равно.

Бренда глядела на Одри, в глазах были и зависть и отвращение. Она быстро облизнула пересохший рот.

— И он, и он тебя обнял?

— Да нет, с руками не лез. Но поцеловал по — настоящему. С полминуты не отпускал. Я жутко боялась, что кто‑нибудь войдет и увидит.

— Если ты все это придумываешь, у тебя за такие истории могут быть неприятности.

— Ничего я не придумываю, — обиделась Одри. — Это чистая правда.

— Я ей верю, — сказала Маргарет.

Бренда взглянула на нее, и во взгляде ее, такой подтянутой, так аккуратно и так безвкусно одетой, что, судя по всему, ее никто и никогда не целовал, читалась ревность.

Из чайника, что стоял за спиной Одри, клубился пар. Бренда сказала раздраженно:

— Давай скорее заваривай. Мне надо принять таблетку. Сегодня с утра просто не знаю куда деваться.

— У вас всегда так?