Эрве Базен - Анатомия одного развода

– Для меня все просто, как при дележе дыни: каждому свой кусок. В дыне не больше восьми кусков. Я, стало быть, возьму из них пять. Два куска оставлю вам, а восьмой пойдет на налоги: я не скуплюсь, ведь мне тоже приходится платить налоги с алиментов, которые вы вычитаете из ваших доходов... А раз вы расходуете деньги на себя, то с этой суммы мы теперь и взыщем. Какие выгоды? Вы должны оплачивать мои налоги.

– Великолепно! – сказал Луи. – Это все Эмма вам нашептала? Как ни досадно, но мне пришлось покопаться в этом вопросе. Посмотрите еще раз статью двести четырнадцатую. Максимум для вас – треть. Суд может посчитаться с интересами детей и увеличить им пособие, но ваш пересчет, конечно, не совпадет с мнением суда. При расчете там исходят из суммы чистого дохода, а не валового, ибо наша работа влечет за собой соответствующие расходы, а у вас таковых нет. Ввиду этого по положению – одна часть на взрослого, полчасти на каждого из детей. Итого, вы, моя милая, получаете три части против двух с половиной...

Вот так сообщение! Одиль внезапно поворачивается, чтобы посмотреть на Ги, но тот ничего не понял; затем она смотрит на Розу – та не решается понять, как и ее мать, которая находится в трех километрах отсюда.

– Двух с половиной?.. Неужели вы так глупы, что хотите еще утяжелить свое бремя?

– А разве мы были так уж глупы, когда четырежды приумножали его?

Только одна эта фраза, но она вырвалась из глубины души, и атмосфера сразу смягчилась. Всего на мгновенье. Да, это произошло четырежды, четыре раза, теперь будет пятый, и все – от одного и того же отца. Но матери у них разные, одна там, на проводе, сразу замолкла, внезапно онемев от слов разве мы были так уж... как замолкает пациент у врача, глубоко вдохнув немного келена <���Хлористый этил, ингаляционный наркотик >. Какие мерзости говорим мы иной раз друг другу – даже слюна брызжет изо рта, мешая выговориться. Кто мне сейчас помешал добавить, что, видимо, Агата для меня уже потеряна, Леон тоже под сомнением, а вот двое младших мне верны, но они находятся в ваших руках. Удастся ли мне сохранить хотя бы одного, не помешаете ли вы мне в этом? И как я могу надеяться, что кто-то из них будет жить в моем доме и будет полностью моим? То-то и оно. У меня не было причин отказать в праве на материнство совсем молодой женщине. Напротив. Любить и родить ребенка для меня означает идти до конца, а для нее – хотя бы частично утвердить себя, лишив вас монополии материнства...

– А как отнесется к этому Четверка? – произносит Алина где-то в далеке.

Но недолго длится благостное настроение. Возникает досада, и Алина говорит:

– Сын родится или дочка, ты для них будешь вроде дедушки. – И сразу добавляет:

– Это еще одно основание, чтоб оставить в покое Агату. Пусть ходит к тебе, когда сама захочет, разве так не лучше, а? Ты все кричишь и сердишся, но у тебя нет желания ее уломать.

Как ни грустно, но это была правда. Луи отлично знал, что дерзости Агаты, ее алчность, копанье в чужих вещах невероятно раздражают Одиль, что в те редкие часы, когда Агата у них в доме, нужно следить за всем, быть осторожным в выражениях, прятать портмоне, документы. Луи знал, что Алина колеблется между злорадным удовольствием отлучить от него дочь и боязнью потерять в ее лице преданного агента-осведомителя, как и сам Луи колебался между покоем и гордостью, постоянным страхом и чувством привязанности. И поэтому он бурчит;

– Будь благоразумна! Если ты и на этот раз обратишься в суд, тебе иридется самой оплачивать адвоката, а если проиграешь дело, то и все судебные издержки...

По совести говоря, он сам был в ужасе от подобной перспективы, от возможности нового процесса и дальнейших бесконечных трат.

– Ну, если еще десять процентов, то я не стану возражать.

– Пятнадцать, – немедленно выкрикивает Алина. – Жизнь так дорожает. Если ты согласен, то я скажу тем, кто мне помогает, что лучше все оформить частным порядком.

Как не согласиться? Чтоб мстить за жалобы, Алина прибегла к гениальному способу – шантажу. Она выиграла. Она могла бы добиться и большего и отлично это знала. Но бойкотирование отца старшими детьми было Алине невыгодно перед лицом судей: процесс обошелся бы ей дорого, и еще неизвестно, чем бы кончился. Да эта оса соображает. Не так уж она безумна. А жало держит про запас. Она будет держать Луи в страхе, что может потребовать тщательного изучения его доходов – не только тех, о которых он подает сведения, но и тех, что он скрывает.

– Пусть будет так! – сказал Луи, тяжко вздохнув, чтоб сбить с толку даму из Фонтене.

Но она-то не дура. Ищет уже, чем поживиться.

– Хорошо! Подвожу итог. Итак: свободное посещение в подходящее для детей время – я имею в виду старших. Увеличение алиментов на пятнадцать процентов. Кроме того, так как ты собираешься купить новую машину – мне об этом сказали, – то оставь старую мне.

Именно в пятницу, накануне Дня перемирия – официальной даты, а не того, что было подписано с Луи, но быстро превратилось в мертвую букву, – итак, в пятницу Алина согласилась отвести Ги в Центр для психически неполноценных детей.

Конечно, она все еще была в нерешительности, да и как могло быть иначе? Подчеркнутое сочувствие всей этой учительской шайки, только и толковавшей, что ребенок лишен общения с отцом, вызывало у Алины тошноту. Даже само название этого учереждения отталкивало: корень психо в слове «психология» не пугает, но он тревожит, когда с вами говорят о педопсихиатре. Конечно, Ги был ребенком не из легких, это так! Но можно ли считать его ненормальным? Конечно, нет! Временами я думаю, не болен ли ваш сын, у него так изменился характер, – даже в такой смягченной форме заключение мадемуазель Равиг казалось обидным; особенно потому, что после недавней драки в классе и жалобы кого-то из родителей на то, что Ги подставил их мальчику синяк под глазом, эта самая мадемуазель Равиг попросила Алину известить обо всем отца. Известить Луи! Как бы тогда Алина выглядела! И зачем это делать, сами скажите? Ведь суд доверил ей воспитание мальчика. Стало быть, она одна за все отвечает. Со времени развода Алина ни в чем не советовалась с Луи: даже дневника с отметками ему не показывала. Хотя адвокат Лере, любитель поучать, постоянно твердил ей, что ее право вовсе не исключает права контроля со стороны Луи. Хотя и Роза часто ей говорила: Ты, мама, все повторяешь, что папе на нас наплевать, а когда он интересуется чем-то, начинаешь кричать, что это не его дело. Эта девчонка вечно своему папаше вторит, ей хочется похвалиться своими школьными отметками! Но, с другой стороны, если остальные дети ничем не выделяются, то по крайней мере благоразумно помалкивать.