Керстин Гир - Мамы-мафия

Да, чего я, собственно, хотела? Я была до сих пор слишком разозлена, чтобы мыслить здраво.

– Чтобы вы признали, что вы меня обогнали не по правилам и тем самым подвергли опасности мою жизнь. И что только благодаря моей реакции ничего страшного не случилось, – ответила я.

– Ах вот оно что, вы велосипедистка, которая вылетела из-за поворота, – сказала женщина. – Если бы вы ехали ещё быстрей, вы бы оказались на моём капоте.

– Да, потому что вы меня обогнали, слева направо!

Женщина закатила глаза.

– Неужели надо устраивать сцену прямо на улице?

Мои родители посчитали бы, что женщина права. Я буквально видела, как они согласно кивают. Они всегда, всегда поддерживали других! Это было так несправедливо.

– Справа налево – это очень простое правило, и оно действует даже тогда, когда едешь на мерседесе, – сказала я.

Женщина уязвлённо поджала губы.

– А, вот о чём речь. Эта несправедливая ярость по отношению к имущему классу мне вполне знакома. Этот мерседес и всё остальное, чему вы и ваши сотоварищи на социальной помощи завидуют, не упало нам с неба. Чтобы достичь этого уровня жизни, нам пришлось тяжко работать. И мы никогда не упускали при этом из виду фалатропическую деятельность. Но работа и благотворительность для людей вашего склада – это чужеродные слова.

– Что? – Разумеется, я опять стала запинаться, как всегда, когда я лишалась дара речи. – В-в-вы верите на полном серьёзе, что если бы вы обогнали меня на ржавом фиате панда, я бы меньше разозлилась? И с чего вы взяли, пожалуйста, что я получаю социальную помощь? Ведь вы меня совсем не знаете.

– Слава Богу, я вас действительно не знаю, – ответила женщина. – И я хочу, чтобы это так и оставалось.

Потеряв дар речи, я посмотрела ей вслед. Столько надменности вместе с наглостью я ещё никогда не видела! Я поставила свой велосипед и пошла следом за своей несостоявшейся убийцей в садик. Ну, это вообще, я должна ей высказаться!

Но когда я увидела женщину в гардеробной "Группы герра Нильсена", она как раз помогала одеваться хорошенькой девочке в куртке "Ойлили". На какой-то момент я не знала, что мне делать. У маленькой девочки была совершенно очевидно азиатская внешность, и она вообще не подходила этой светловолосой козе. Но потом я нашла возможное объяснение: может быть, фрау жемчужная-благотворительная-серёжка из чистой благотворительности усыновила в семидесятых годах вьетнамского ребёнка, который сейчас подарил ей внучку. Это было возможно: такой иностранный приёмный ребёнок был более показательным, чем наклейка на автомобиле. Я торможу и перед голубями. Я сижу на диете из солидарности с голодающими детьми Бангладеш. Мой муж отдаёт больше денег ЮНИСЕФ, чем гольф-клубу. Моё сердце обливается кровью из-за бездомных собак на Канарах .

Юлиус был доволен своим первым днём в детском саду. Пока я завязывала ему шнурки на ботинках, он гладил меня по голове.

– У меня есть новый друг, мама, его зовут Япсер, и он всегда обедает в детском саду, потому что его мама считает готовку дурацкой, и у неё никогда нет времени! А когда мы все сидели кружком на стульчиках, мне надо было сказать, как меня зовут и сколько мне лет, и я всё правильно ответил.

– В самом деле? Звучит так, как будто ты прекрасно провёл время!

– Да, – сказал Юлиус, буравя пальцем мой живот. – Но я рад, что ты снова здесь.

– Да, ты можешь этому радоваться, – громко ответила я, бросая выразительный взгляд на мерседесную каргу. – Потому что меня только что чуть не переехала машиной старая женщина.

Очевидно, именно слово "старая" вытащило мою противницу из состояния благородной сдержанности. Наверное, я могла сказать всё, что угодно, только не это. Ведя свою внучку к двери и проходя мимо нас, она произнесла:

– Этот детский сад – уже не то, что раньше. Наверное, фрау Зибек стала принимать сюда детей из необразованных классов.

Ну, это уже было чересчур!

– Необразованные, с моей точки зрения, – это те, кто не умеет правильно использовать иностранные слова, – громко сказала я. – Слова "фалатропический" не существует, правильно было бы "филантропический". Может быть, вам стоило посмотреть в словаре и освежить эти знания, равно как и правило "Слева направо"!

Хотя женщина не дала сбить себя с толку и просто прошествовала дальше, но если ей при подтяжке не зашили полностью уши, она очень хорошо меня поняла.

В гардеробной находилась ещё одна мама, и она смотрела на меня большими глазами. Но в этот момент мне это было всё равно. Я только молилась, чтобы слово "фалатропический" отсутствовало в любом словаре.

Мими встретила нас у входной двери.

– У меня одна хорошая новость и одна плохая, – сказала она.

– Ты теперь тоже здесь живёшь? – спросил Юлиус.

– Нет, мой сладкий, – успокоила его Мими. – Спать я пойду к себе домой. Ну, какую сначала? Хорошую или плохую?

– Сначала плохую, пожалуйста.

– За мебельной стенкой всё покрыто плесенью. Но хорошая новость состоит в том, что сейчас придёт Ронни с коллегой и вынесет весь хлам в гараж. И притащит средство против плесени. Как ты думаешь, они оба могут здесь поесть? В обед у Ронни очень падает уровень сахара в крови.

– Разумеется. – У меня не было ни вдохновения, ни сил на особенно обильный обед, поэтому я сделала два противня пиццы, куда положила все остатки.

Мими нашла это очень классным.

– Если я не готовлю специально, я беру из заморозки упаковку и бросаю её в микроволновку, – сообщила она Юлиусу. – Или заказываю у китайцев. Тебе. наверное, повезло с мамой. Мой Ронни умрёт за пиццу, приготовленную своими руками.

Юлиус чуял, что речь может идти о новом друге, с которым можно поиграть.

– А сколько лет твоему Ронни?

– Сорок три, – сказала Мими, и Юлиус признал, что это было бы для него многовато.

Но как и Мими, Ронни выглядел намного моложе, чем он был. И у него была та же заразительная черта, которую я назвала гиперактивностью. Ни один нормальный человек не мог столько сделать за столь короткое время. Обед Ронни длился только сорок пять минут, но за это время он и его коллега уплели подчистую противень пиццы, разобрали мебельную стенку и вынесли мебель из гостиной. Всё, что проходило через дверь, было отнесено в гараж, как и тяжёлые шторы и красно-синий персидский ковёр. Остался лишь буфет с латунными вставками, куча мусора на полу и плесень на стене.

В пустой комнате монстроидный шкаф выглядел ещё более пугающе.

– Его можно разрезать цепной пилой, – кровожадно предложил коллега.

– О да, – ответила я.

– Слишком жалко, – заметила Мими. – Он прекрасно сделан. И сюда можно много засунуть. Мы его покрасим, и его будет не узнать. И окна покрасим.