Керстин Гир - Мамы-мафия

В свете прихожей я увидела, что у женщины огромные голубые глаза Макса и такие же вьющиеся волосы, как и у её детей. Она была ростом мне по плечо. Симпатичная маленькая пухленькая хоббитская женщина со своими хоббитятами. Интересно, обросли ли их ступни шёрсткой?

– Сегодня я закончила позднее, чем обычно, – сказала хоббитская женщина. – Экстренный случай. Но я вернулась домой так быстро, как могла. Я даже не переоделась, извините. – Она показала на свой запачканный китель.

– Вы врач? – Или работаете на скотобойне?

– Я акушерка, – сказала женщина и посмотрела на мои лилово-коричневые ногти. – А вы?

– Домохозяйка, – ответила я. Я бы точно не смогла быть акушеркой. У меня бы всё время подгибались колени, и я бы постоянно хватала ртом воздух. Вот как сейчас. Ой, как у меня кружится голова! Сколько, собственно говоря, алкоголя может потребить человек? И почему здесь так пахнет химией?

Я открыла ближайшее окно и сделала глубокий вдох. А-а-а-ах, как хорошо. Поскольку я чувствовала спиной удивлённые взгляды хоббитовой акушерки, я громко крикнула:

– Нелли, Юлиус, Фродо, Япсер! Еда готова!

Никто не отозвался.

– Эй, дети! – крикнула я. Мне ответило только многоголосое эхо.

– Никаких детей после 18 часов! – добавило эхо. Я почти сразу узнала голос герра Хемпеля. Я быстро захлопнула окно. Всё равно это было не то окно, а боковое, в направлении Хемпелей и с видом на осиротевшую компостную кучу бабушки Вильмы.

– Они за домом, – сказала я акушерке, которая смотрела на меня несколько удивлённо. Неудивительно. При этом мне хотелось непременно произвести хорошее впечатление на мать друга Юлиуса. – Пойдёмте. – Несколько шатаясь, я прошла перед ней в столовую. Там перед кучей бутербродов сидела Мими и глупо улыбалась. Бутылки с малиновой настойкой, к сожалению, бросались в глаза, как и красное дерево и психоделический узор на шторах. Мне было понятно, что у бедной акушерки должно быть чувство, что она попала в Содом и Гоморру. Наверное, её милых деток я больше не увижу. Жаль.

– Дбрый день, – сказала Мими.

– Мими, это мама Япсера и Фро… э-э-э… Макса и Мо… маленького Яспера, – сказала я, усиленно стараясь соблюсти традиции и представить друг другу обеих женщин как полагается. Эта акушерка не должна считать меня распоследней бабищей. – А это моя подруга Мими. Фамилию я, к сожалению, забыла. – Чёрт. Это вряд ли окажет хорошее впечатление.

– Мими – это твоё настоящее имя? – тем не менее спросила я.

Мими захихикала и протянула акушерке руку.

– Собственно говоря, меня зовут Мелани, – сказала она. – Но Мими мне нравится больше.

Акушерка крепко пожала её руку.

– Я Анна, – сказала она.

– Ну, и Анна, ты хочешь что-нибудь выпить? – спросила Мими.

– К примеру, воды, – поторопилась сказать я.

– Да, с удовольствием, – ответила Анна, плюхаясь на ближайший стул.

– У меня, к сожалению, только негазированная, – уточнила я.

– Не важно, – сказала Анна. Похоже, она была лёгким в обращении человеком.

Мне удалось пробраться в кухню и там удостовериться, что мой небольшой запас минералки уже давно выпит. Не важно. Я налила в хрустальный кувшин бабушки Вильмы воды из-под крана, достала из шкафа пару стаканов и проковыляла назад в столовую. Вода в кувшине, это было стильно. Мими и Анна были заняты разговором.

– Ах, детей надо отпускать бегать, – говорила Анна. – Если их всё время заворачивать в вату, они никогда не научатся ориентироваться в мире.

– Но здесь такой транспорт, – отвечала ей Мими. – У нас дважды сбивали кошку. И с детьми это может случиться, если их отпускать бегать.

– Да, но собьют ли их в четыре или в семь – нет никакой разницы, – сказала Анна. Мы с Мими ничего не ответили, и она продолжала: – И именно с такими оберегаемыми детьми всегда происходит самое плохое, разве нет? Я знаю ребёнка, с которого никогда не спускали глаз. Он получил перелом основания черепа, когда карабкался в детской на стул.

Я вдруг поняла, что ей сейчас так же неуютно, как и мне. Наверное, она боялась, точно как и я, что мы можем считать её бабищей – в её случае потому, что она позволяет своим детям безнадзорно бегать по посёлку.

– Тоже верно, – заметила Мими, без спросу наливая Анне малиновой наливки. В стакан для воды. – Всё делается наоборот.

– Меня всё время мучают угрызения совести, потому что я так много работаю и постоянно предоставляю детей самим себе, – сказала Анна, сделав большой глоток из своего стакана. – Мой муж бывает дома ещё меньше, чем я, доброй бабушки поблизости у нас нет, а на няню нет денег. Зато Макс в свои четырнадцать лет запекает фантастическую лазанью и сам себе пишет в школу записки от родителей. Он не упрекает меня в том, что я так мало забочусь о нём и его брате, зато он считает замечательным, что у него так много свободы. И ему также нравится, что у нас есть деньги на дорогие шмотки. Мы позволяем себе три отпуска в год, во время которых мы пытаемся нагнать все упущения. Что в основном приводит к катастрофам. В этом году Макс хочет уехать с группой молодёжи. – Она прикурила сигарету. – Можно? Или здесь кто-нибудь беременный?

Мими вздохнула.

– Не-е, к сожалению, нет.

– И я нет, – сказала я. – Да и откуда?

– Обычно я не курю, – сказала Анна, глубоко затягиваясь.

– А мы обычно не пьём, – ответила я.

– Самое большое сигарету в два дня, – объяснила Анна. – Но сегодняшний день был ужасно противным. Он просто взывает к сигарете. Если Макс войдёт, я затушу. Он всегда ужасно волнуется, если я делаю что-нибудь нездоровое. Хорошие матери не курят. Потому что они тем самым вредят здоровью своих детей и, кроме того, подают плохой пример. Я плохая мать. Хорошая акушерка, но плохая мать.

– Я тоже, – ответила я. – Не акушерка, но плохая мать. На улице минус тридцать градусов, а мой сын на улице без шапки. – У Юлиуса такие чувствительные уши, как я его только выпустила? Я хорошо помнила последнее воспаление среднего уха. Я прошлёпала через зимний сад наружу и пошла искать детей.

Они все стояли вокруг толстого дерева и дискутировали по поводу размеров и внешнего вида будущего домика. Вопреки моим предположениям, было совершенно не морозно, скорее тепло, где-то в темноте нас подстерегала весна.

– Я хочу пиратский корабль, – говорил Юлиус.

– А я – рыцарскую крепость, – кричал Яспер.

– А я не хочу никаких детей в моём домике, – заявила Нелли.

– Здесь так много деревьев, что каждый может получить свой собственный домик, – объяснил Макс.

– Только не надорвись, парень, – заметила я.

– Никаких детей после 18 часов! – крикнул кто-то резким голосом.

– Они говорят это уже десятый раз, – сказала Нелли. – Всё время по очереди. Они, наверное, торчат у открытого окна и наблюдают за нами с помощью прибора ночного видения.