Керстин Гир - Мамы-мафия

– Ох, плохая аура, плохая аура, – сказала она вслед за этим, с отвращением размахивая руками в прихожей. – Полная негативной энергии. Гнездовья духов в твоём новом доме.

– Была бы ты тут вначале, – сказала я с лёгким упрёком в голосе. С того времени, как Мими и Ронни занялись домом, куча духов незаметно исчезла, прежде всего те, кто сидел в мебели и прятался за мебельной стенкой. Стенку, кстати, сегодня забрал на мерседес-транспорте мужчина из Цюльпих-Ульпениха. Он предложил на него на eBay не менее четырёхсот евро, считая при этом, что провернул выгодное дельце. Меня мучили угрызения совести, но поскольку мужчина приехал из Цюльпих-Ульпениха, а меня с этим местом связывали неприятные воспоминания, я взяла деньги и дала ему уехать вместе со шкафом.

Труди считала, что одной только краской с духами не справиться.

– Тебе нужна чистка, – сказала она. – Как хорошо, что я десять дней только тем и занималась, что отправляла к свету потерянные души.

– Я думала, что ты расширяла сознание, – сказала я.

– И это тоже, – ответила Труди. – Причём настолько, что я в будущем не постыжусь брать деньги за свои услуги. Я собираюсь зарабатывать себе на жизнь тем, что буду прогонять злых духов.

– Этим можно разбогатеть? – недоверчиво спросила я.

– Конечно, – ответила Труди. – Но для тебя я это сделаю, разумеется, бесплатно.

– Ты можешь делать всё, что хочешь, – сказала я. – Но, пожалуйста, не тогда, когда дома дети. Юлиус всегда неприятно обращает на себя внимание, когда он громко зовёт К 17, если он чего-то не находит.

– Чем тут неприятно обращать на себя внимание? Ведь К 17 отвечает за все лежащие не на месте предметы, – ответила Труди. – Это просто ужасно, как мало людей знают этого доброго духа.

– Да, – сказала я. Это не Труди, это я была виновата в том, что Юлиус вообще знал К 17. Собственно говоря, я не верила в духов Труди, но я была склонна к тому, чтобы прятать от самой себя важные бумаги, ключи и кошелёк в самых неожиданных местах. Когда однажды я в поисках кошелька перевернула всю квартиру с ног на голову, я вспомнила о Трудином духе К 17. И смотри, едва я полусерьёзно попросила его о помощи, как кошелёк нашёлся – в детской на подоконнике за шторой. Это было так загадочно, что я в следующий раз попыталась снова. И гляди, ключ нашёлся сразу, в капюшоне Юлиусова анорака, висевшего в гардеробе. Что меня окончательно убедило. Всякий раз, когда я утром искала ключ, я машинально кричала: «К 17! Где это опять мой ключ?», и было понятно, что К 17 приведёт меня к нужному месту, не важно, где это место находилось. Поэтому неудивительно, что Юлиус тоже всегда громко звал К 17, если он не мог найти определённую игрушку. И точно как я, он всякий раз вежливо благодарил дух, когда потерянная вещь находилась. На нейтрального наблюдателя это могло произвести странное впечатление.

– Это магический возраст, – объяснила его последняя воспитательница. – Вы ничего не можете сделать. В этом возрасте дети часто выдумывают подобные увлекательные истории и даже верят в них.

Я не рассказала ей, что эту историю выдумал не Юлиус, а его крёстная мама Труди. Труди обрадовалась, когда я ей сообщила, что мы, по словам воспитательницы, находимся в «магическом» возрасте.

– Я очень на это надеюсь, – только и сказала она.

После того как Труди подвергла весь дом критическому осмотру, настала моя очередь. Труди глубоко заглянула мне в глаза.

– Ты выглядишь лучше, – сказала она. – Не такая озабоченная и унылая. В твоей ауре сейчас больше дружеского розового цвета.

– Это точно работа шкафа в гостиной. Он даже помогает против прыщей!

– Я надеюсь, что ты окончательно вырвала Лоренца из сердца.

– Не совсем, но почти, – ответила я. – Даже если он всё ещё не верит в это, мне не так его не хватает, как я думала. Здесь вообще всё лучше, чем я думала. Всё точно так, как ты сказала: когда одна дверь закрывается, где-то открывается другая. Я даже начала заниматься бегом.

За чашкой кофе я объяснила Труди, что жизнь в пригороде не такая неприятная, как я боялась. Дом всё время полон людей, алкоголь льётся рекой, и мы с детьми приобрели кучу новых друзей.

– Честно, Труди, – сказала я, – это волшебство: всякий раз, когда звонят в дверь, на пороге стоит новый друг или новая подруга, или для меня, или для Юлиуса, или для Нелли, или для нас для всех. В городе такого с тобой никогда не случится. Я уже думала, а не заколдован ли дверной коврик бабушки Вильмы. – Потом я вспомнила семью Хемпелей и добавила: – Исключения подтверждают правило.

Труди кивнула.

– Дело в фэншуй. В твоей прежней квартире вы разместили ванную в углу дружеской помощи, поэтому было ясно, что её постоянно смывало в унитаз. Но здесь этот угол даже подчёркнут маленьким эркером в гостиной – ничего лучшего и быть не могло. – Зато, – трезво добавила она, – гостевой туалет находится прямо в твоей области знаний.

– Ах, это ничего, – заверила я. – С моим половинчатым образованием это не страшно. Главное, что мой уголок богатства не полностью застроен.

– И область партнёрства, – добавила Труди.

– Ах, об этом я пока не думаю, – ответила я. – Только иногда, вечерами в постели.

– Ты ещё не встретила здесь какого-нибудь симпатичного мужчину?

– Только одного, – сказала я, подумав про владельца ягуара. – И он, вероятнее всего, женат.

– Это ничего не значит, – заметила Труди.

В детском саду была ещё одна чёрная доска, которую я до сих пор не замечала. Она висела рядом со входной дверью и была заклеена бумажками со всякими ужасающими объявлениями.

«В настоящее время в детском саду имеются случаи / случай» – компьютерным шрифтом значилось на всех объявлениях, а ручкой под этим было написано: «вшей», «скарлатины» и «сальмонеллёза». У меня сразу же зачесалась кожа головы.

«Мы просим родителей оставлять дома всех детей с симптомами, чтобы их спокойно можно было вылечить!» – гласило ещё одно объявление, напечатанное красным шрифтом. Да, я бы тоже об этом попросила!

Пока мы с Юлиусом стояли перед этой доской ужасов, в дверь вошла ещё одна мама с плачущим ребёнком. Проходя мимо меня, ребёнок вычихнул на моё пальто комок слизи.

– Горло болит, – жаловалось дитя, но мать молча тянула его дальше.

Наверное, скарлатина, подумала я. И, наверное, матери надо на работу, поэтому она не обращает на это внимания.

Фрауке Вернер-Крёлльман, держа за руку Флавию и Марлона, встала рядом с нами.

– Вши, – вздохнула она. – Их сюда всякий раз заносят одни и те же дети.

Я стала думать, а не забрать ли мне Юлиуса домой, пока остальные дети не вылечатся. Но Юлиус непременно хотел остаться.

– Ну хорошо, – вздохнула я. – Но со скарлатиной не шутят.