Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

Вугар тревожился, — сейчас наступит тьма и ему не выбраться из леса, а это значит, что он не успеет на вечерний поезд.

Двадцать дней! Он ужаснулся своему легкомыслию. Бросить все дела в таком неопределенном состоянии и беспечно бродить целые дни по лесу, словно ничего не случилось! Да как он мог позволить себе такое? Нет, нет, не позднее сегодняшнего вечера он должен уехать. Порой один день, как говорится, делает погоду. Да что там день, одна минута может оказаться решающей…

Вугар повернул назад, стараясь идти тем же путем, что пришел сюда, и выбраться на то поле, где он видел чабана. Но сюда он шел, не замечая дороги, а сейчас множество тропинок разбегалось в разные стороны. Какую выбрать? Он попытался разыскать свои собственные следы, и вроде бы ему это удалось, но потом следы вновь исчезли, потерялись. Шорох опавшей листвы под ногами, раньше так успокоительно действовавший на него, теперь раздражал, казалось, именно он и мешает ему выбраться на дорогу, ведущую в село. Злость закипала в душе, его уже ничто не радовало. И терн, и боярышник, и шиповник, словно драгоценные камни, сверкавшие в лучах заходящего солнца, не вызывали у него никаких восторгов. Он воспринимал их лишь как очередное препятствие, — колючие ветки хватали его за одежду и, казалось, звали: «Ну подойти, сорви нас!» А Вугару было не до них, сейчас его занимала лишь одна мысль: быстрее добраться до села.

Наконец, когда он уже отчаялся выйти на дорогу, перед ним вдруг открылась поляна, та самая, где еще недавно паслась отара. Она была пуста. Обрадовавшись, Вугар остановился, отдышался, достал платок и, успокаиваясь, отер пот с лица. Куда девался чабан, что песней своей разбередил его душу? Вугару хотелось подойти к нему, поблагодарить. Но где теперь найдешь его он угнал отару и понес дальше свой протяжные песни… Вугар вгляделся и увидел в противоположном конце поля стадо, медленно двигавшееся в сумерках. Он вышел на дорогу и направился домой, все ускоряя шаги.

На перепутье дорог, возле самой окраины села, Вугара догнал газик и, резко затормозив, остановился, окутав его облаком пыли. Кашляя, отгоняя дым ладонью, Вугар быстро отступил на обочину.

— Добрый вечер, братец лесовик! Куда торопишься? — раздался веселый голос Джовдата. — Даже современной технике не угнаться за тобой.

Но Вугару было не до шуток.

— Добрый вечер, — мрачно ответил он.

Джовдат распахнул дверцу и хотел было пригласить друга в машину, но, заметив, что тот не в духе, быстро выпрыгнул на дорогу.

— Что-нибудь случилось? Ты чем-то расстроен?

— Да нет, ничего!

— А все же?

Вугар помолчал, размышляя, сказать ли другу о своем намерении.

— Хочу ехать! — коротко бросил он.

— Куда?

— В Баку.

— Когда?

— Да хоть сейчас, если успею к вечернему поезду.

Джовдат удивленным взглядом окинул его с ног до головы.

Хотел что-то сказать, но улыбнулся и перевел взгляд на свои запыленные ручные часы:

— Опоздал… — Он указал рукой в сторону горной гряды: — Видишь, поезд подходит к станции. Беги, может, успеешь!

Вугар поначалу решил, что Джовдат, как обычно, шутит, но все же невольно вытянул голову в ту сторону, куда указывал Джовдат. Поезд и вправду приближался, грохот и перестук колес доносились все отчетливее.

Во взгляде Вугара словно что-то погасло.

— Ты же не собирался ехать… Ни вчера, ни сегодня об отъезде и речи не заходило. Что могло произойти в лесу? Откуда это стремительное решение?

— Мне необходимо ехать!

— Что-нибудь серьезное?

— Очень даже серьезное!

— А нельзя ли хоть краешком уха услышать?

Вугар молчал.

— Может, сердечное дело, а? В твоих глазах так и светятся любовь и тоска…

Вугар не стал отпираться:

— Угадал, друг. Есть такое дело…

— Вот это другой разговор! — обрадовался Джовдат. — Сейчас поеду к Шахсанем-хале и потребую магарыч за добрые вести. Теперь-то уж она нам не только хингал приготовит, но и выставит бутылку лучшего вина… — Джовдат сиял от радости. — Я рад за тебя! Знаешь, с меня даже вся усталость сошла. Я ведь с утра мотаюсь по полям. Кажется, сегодня не было в колхозе угла, куда бы я не заглянул. Возвращаюсь домой измочаленный, словно меня сквозь жернова пропустили, а сейчас, после твоего признания, я снова здоров и бодр…

Расправив плечи, Джовдат отряхнул пыль с пальто и обратился к молоденькому шоферу, который надвинул на глаза свою громадную кепку и, опершись на руль, с безразличным видом слушал их разговор.

— Поезжай-ка, друг, вперед и скажи Гонче, пусть разогревает обед, а мы потихоньку пешком двинемся…

Газик рывком взял с места, и друзья, переждав, пока уляжется пыль, медленно пошли следом. Джовдат взял Вугара под руку.

— Ну, а теперь толком расскажи, с кем хочешь породнить нас? Кто ее родители, откуда она родом…

— Отец — нефтяник, мать — учительница, преподает немецкий язык. Живут в Баку.

— А невеста наша чем занимается?

— Она еще учится.

— Где?

— В университете, на историческом факультете…

— Прекрасно! — воскликнул Джовдат и продолжал расспросы: — Родители знают о том, что вы встречаетесь?

— Знали… — уклончиво ответил Вугар.

— Что значит знали? — покосился на друга Джовдат. — Говори честно!

— Если честно… Я сам все испортил.

— Уж не хочешь ли ты сказать, — укоризненно взглянув на друга, спросил Джовдат, — что свадьба, так сказать, уже произошла, тайком от всех?..

— Нет, нет! — поспешил успокоить его Вугар. — Просто мы поссорились…

— С кем? С ее родителями?

— Да нет же, с ней…

— Навсегда?

— Откуда я могу знать? — грустно пожал плечами Вугар.

— Судя по твоему тону, во всем виноват ты! Из-за чего поссорились?

— В сущности не из-за чего, так, глупость.

— Не темни, говори все как есть!

И Вугар рассказал все, ничего не утаивая. Джовдат слушал молча, только изредка сокрушенно покачивал головой.

— Да… — сказал он задумчиво, когда Вугар окончил свой рассказ. — И правда, глупость! Такое может совершить или пьяный, или человек, потерявший рассудок!

— Ты прав, Джовдат, я и сам не понимаю, как это могло произойти. Усталость, бессонная ночь. Накануне из проектного отдела вернули мою работу с резолюцией, что она не имеет никакого промышленного значения. Швырнули в помойку многолетний труд… Правда, удалось мне добиться еще одного обсуждения на ученом совете. Но я заранее знал, что мои недоброжелатели сделают все, чтобы использовать это обсуждение в свою пользу и доказать ненужность изобретения, скомпрометировать меня, создать вокруг моей работы атмосферу недоверия и сомнения. Я еще понимал, что, если серьезно не подготовлюсь к защите и не сумею отстоять свою правоту, все мои старания пойдут прахом. Я просидел до утра и за одну ночь сделал то, на что в нормальных условиях потребовался бы самое меньшее месяц. Когда я утром поднялся из-за стола, комната кружилась вокруг меня…